Митрополит - О слышании и делании

В обществе, в стpане, где есть несколько политических паpтий, опять-таки, Цеpковь не должна быть частью одной из них. Но Цеpковь должна на основании Евангелия иметь нpавственое суждение о любых действиях госудаpства, паpламента или любой властной стpуктуpы и высказываться, что так нельзя поступать (кто бы ни поступал: пpавый, левый, сpедний). Цеpковь должна иметь зpячесть и мужество сказать любой паpтии, любой гpуппе людей: "Это недопустимо!". И не потому что Цеpковь пpинадлежит дpугой гpуппиpовке, а потому что Цеpковь – как указатель.

[1988-89], 1993

"...и о соединении всех Господу помолимся"

На каждой службе мы молимся "о соединении всех" в Церкви Бога Живого. О каком это единстве мы молимся, и почему нужно именно молиться о нем? Мы молимся, потому что единство, которое разрушил человек, восстановить может только Бог: критерии его слишком высоки, мерки его не человеческие, а Божии. Такое единство – тайна по природе, чудо по существу. Христианское единство нельзя определить в категориях содружества, сообщества. Это не "совместность", это "единство": Да будут они едины, как и Мы – едино , – обращался Господь в Своей последней молитве к Отцу (см. Ин 17:22). Это славный и трепетный призыв и образец, потому что в нем заложено державное повеление для всего рода человеческого: достигнуть подобия Святой Троице, быть Ее образом и Ее откровением; а это и обещание, но также и ответственность. И мы легко забываем и то, и другое. Опыт этого славного и страшно-трепетного единства и есть само бытие, существо Церкви, ее природа: Церковь есть само это единство; Церковь есть едина и нераздельна, хотя христианский мир разбит на части нашими грехами. Просите мира Иерусалиму, граду слитому в одно... (см. Пс 121).

Слишком часто Церковь мыслится как самое наисвященное общество людей, объединенных и связанных между собой общей верой и общей надеждой на одного и того же Бога, их любовью к одному и тому же Господу; многим представляется, что единство Самого Бога, к Которому разделенные и сопротивостоящие христиане прибегают, – хотя и исключительный, но достаточный якорь их единства. Такой критерий слишком мелок; и также слишком мелок лежащий в его основе опыт о природе и о жизни Церкви. Церковь не есть просто человеческое объединение. Это не объединение, но организм, и его члены – не "составные части" коллективного целого, но подлинные, живые члены сложного, но единого тела (1 Кор 12:27): не существует такого явления как христианский индивид. И тело это, одновременно и равно, человеческое и Божественное. Человеческое – потому что мы – его члены; и не только мы, а также и все почившие верующие, потому что "Бог не есть Бог мертвых, но живых" (Мф 22:32), и все для Него живы. Но Церковь также и Божественна: Сам Господь, истинный Человек и истинный Бог, есть ее Глава, Первенец среди усопших, один из ее членов; в день Пятидесятницы Дух Святой вселился в нее и пребывает в каждом из ее убежденных членов; и наша жизнь сокрыта со Христом в Боге Отце; мы – сыновья и дочери по приобщению.

Церковь есть место и средство, способ соединения Бога с Его тварями. Это – новое творение ; Царство, уже пришедшее в силе; единство, вос-созданное с Богом и в Боге – в любви и свободе. Слова, которые кажутся такими жесткими: "нет спасения вне Церкви", глубоко справедливы, потому что Церковь и есть спасение: место встречи Бога с человеком, но также, по существу, самая тайна их соединения. В Церкви Бог оделяет Свою тварь Своей Божественной жизнью, отдает Себя свободно, в любви; человек становится причастником Божественной природы (2 Пет 1:4) и в любви, свободно принимает Бога, становится Богом по приобщению, когда его человеческая природа пронизывается благодатью, Божественной и нетварной, как железо может быть пронизано огнем. Бог, принятый любовью, больше не чужд Своей твари, как и человек больше не чужак в Царстве Божием. И это новое взаимоотношение вырастает в подлинную молитву единства, которая есть поклоняющаяся любовь и преданное служение.

Церковь не ищет единства и полноты; она есть полнота и единство уже данные и принятые. И это единство есть образ Святой Троицы, подобие Божественной жизни, славный и страшный и животворящий опыт, переживание для самой Церкви, – и тоже откровение всему творению: Да будут все едино ... да уверует мир, что Ты послал Меня (Ин 17:21), и имели бы жизнь вечную, потому что сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин 17:3).