***
- Нy, как было за твоим столом?
- Нормально. Как обычно.
- А вот я сумел втравить моих соседей в интересную дискуссию о деньгах. Кончилось, правда, на трагической ноте.
- Когда ты едешь?
- Из дома тронусь в половине восьмого утра. Ты ведь тоже летишь в Берлин, сможем взять одно такси.
- Куда ты едешь?
- Ты же знаешь. Ты не спрашивала меня, но знаешь.
- Знаю.
- Как знаешь и то, что в эту минуту мы говорим друг другу "Прощай".
- Мы можем вернуться в те времена, когда познакомились - мужчина, у которого душа была в клочьях от того, что его бросили, и женщина, сходившая с ума от любви к человеку, живущему рядом. Я могла бы повторить то, что уже сказала тебе однажды: я буду бороться до конца. Я боролась и потерпела поражение. Теперь буду зализывать раны.
- Я тоже боролся и тоже проиграл. И не пытаюсь сшить разодранное. Всего лишь иду до конца.
- Я страдала все это время, ты знал об этом? Я страдаю уже много месяцев, пытаясь показать, как я тебя люблю, как все обретает важность и смысл, если ты рядом со мной. Но теперь я решила - довольно. Кончено. Я устала.
В ту ночь в Загребе я перестала защищаться и сказала себе: если будет еще один удар, пусть будет. Пусть я получу нокаут, пусть свалюсь на ринг - ничего, когда-нибудь поднимусь
- Ты найдешь себе кого-нибудь.
- Разумеется: я - молода, красива, умна и желанна. Но того, что я прожила с тобой, больше пережить не удастся.
- Ты обретешь другие чувства. И знай, хоть можешь и не верить, что я любил тебя, покуда мы были вместе.
- Я не сомневаюсь в этом, но это ни на йоту не приглушает мою боль. И завтра мы уедем отсюда в разных такси - ненавижу прощания, особенно в аэропортах или на вокзалах.
Возвращение на Итаку
- Здесь переночуем, а завтра тронемся в путь верхом. Машина по пескам не пройдет.
Мы сидим в чем-то напоминающем бункер, оставшийся со времен Второй мировой войны. Хозяин с женой и внучкой радушно встретили нас и провели в просто обставленную, опрятную комнату.
Дос продолжал:
- И не забудьте выбрать себе имя.
- Не думаю, что это ее интересует, - ответил Михаил.
- Еще как интересует! Я недавно виделся с вашей женой. Я знаю, о чем она думает, знаю, что ей открылось, знаю, чего она ждет.
Голос Доса звучит одновременно и мягко, и требовательно. Да, я выбрал бы себе имя, я ни на пядь не отклонился бы с уготованного мне пути, я отбросил бы в сторону свою прежнюю историю и вошел бы в легенду - но сейчас я просто-напросто слишком устал.
Не то что устал - а измучен: прошлой ночью спал часа два, не больше - организм еще не успел привыкнуть к чудовищному перепаду во времени. Я прилетел в Алма-Ату в 11 по местному времени, когда во Франции было 6 вечера. Михаил отвез меня в гостиницу, я немного подремал, проснулся на рассвете, глянул на огни внизу, подумал, что в Париже сейчас время ужина, и почувствовал голод, спросил в "рум-сервисе", нельзя ли принести чего-нибудь, и услышал в ответ: "Разумеется, можно, однако лучше бы вам пересилить себя и попытаться уснуть, иначе ваш организм будет по-прежнему жить по европейскому расписанию".
Нет для меня большей пытки, чем тщетные попытки заснуть, и потому я съел бутерброд и решил пройтись. Задал портье всегдашний вопрос: "Опасно ли выходить из отеля в такой час?" Он заверил меня, что нет, и я зашагал по этому пустынному городу - по узеньким переулкам и широким проспектам. Город как город - неоновые вывески, проезжающие время от времени патрульные автомобили, здесь бродяга, там проститутка - так что мне приходилось постоянно повторять себе: "Я - в Казахстане", иначе можно было бы подумать, что я забрел в какой-то незнакомый парижский квартал.
"Я - в Казахстане", - твердил я безлюдному городу, пока чей-то голос не отозвался:
- А где ж еще?
Я испугался. На скамейке сидел в этот глухой час человек, положив рядом рюкзак. Он поднялся, представился: "Ян. Из Голландии" - и добавил:
- И я знаю, что вы здесь делаете.
Приятель Михаила? Или приставленный ко мне агент тайной полиции?
- И что же?
- То же, что и я: проходите Великий Шелковый Путь. Я попал сюда из Стамбула.
Я вздохнул с облегчением.
- Пешком? То есть пересекли всю Азию?
- Мне это было необходимо. Я недоволен своей жизнью, хотя у меня есть деньги, жена, дети и чулочная фабрика в Роттердаме. Было время, когда я знал, ради чего борюсь - обеспечиваю стабильность своей семьи. А теперь - нет: все, что раньше приносило мне удовлетворение, ныне вызывает только досаду и скуку. И вот во имя моего брака, во имя любви к моим детям и к моему делу я решил уделить два месяца себе самому, чтобы взглянуть на свою жизнь со стороны. И это принесло свои плоды.
Читать дальше