Неизв. - Заир

- Возвышенно, да неосуществимо. Эту энергию сковывает слишком многое - обязательства и обязанности, дети, положение в обществе...

- ... а по прошествии некоторого времени - еще и отчаяние, страх, одиночество, попытка контролировать неконтролируемое. Свод заповедей, именуемый Тенгри, учит: чтобы жить полной жизнью, надо находиться в постоянном движении, и только тогда один день будет непохож на другой. Когда мы, кочевники, проходили через города, то думали: "Сколь несчастны живущие на одном месте: для них все одинаково". Очень может быть, что горожане, глядя на нас, думали: "Сколь несчастны те, кто не может жить на одном месте". У кочевников прошлого нет, а есть только настоящее, и потому они были счастливы - пока коммунистические власти не заставили нас стать оседлыми, согнав в колхозы. С той поры мы начали верить в ту историю, которую общество считает верной. И утратили свою силу.

- В наши дни человек не может кочевать всю жизнь.

- Физически - нет, не может. А в смысле духовном - может. Может идти все дальше, уйти от личной истории, от того, какими нас принудили быть.

- А что надо сделать, чтобы отрешиться от этой истории, которую нам внушают?

- Несколько раз рассказать ее вслух, в полный голос, в мельчайших подробностях. И в ходе этого рассказа мы отрешимся от нас прежних и - сами увидите, если решитесь попробовать, - освободим место для нового неведомого мира. Повторяйте эту историю как можно чаще, до тех пор, пока она не утратит свою важность в ваших глазах.

- И все?

- Нет, еще не все. Чтобы не возникало чувство пусто - ты, освободившееся место надо без промедления заполнить чем-нибудь - пусть хоть на время.

- Но чем?

- Иными историями, чужим опытом, которым мы не решились или побоялись воспользоваться. Так мы изменимся. Так вырастим любовь. И сами вырастем с нею.

- Но ведь мы можем потерять и что-то важное?

- Не бойтесь, не потеряете. Важное останется и пребудет - а уйдет то, что лишь казалось важным, а на самом деле бесполезно. Как, например, ложное представление о том, что можно управлять Энергией Любви.

Тут старец говорит, что наше время истекло - он должен принять других посетителей. Он остается глух к моим просьбам и уговорам, но предлагает Эстер прийти еще раз.

***

Эстер проводит в Алма-Ате чуть больше недели и обещает вернуться. За это время я не раз рассказывал ей о себе, а она мне - о себе. Мы понимаем, что старик был прав: что-то выходит из нас, мы обрели некую легкость, хоть и не можем утверждать, будто стали счастливей.

Однако мы помним совет старика: как можно быстрее заполнить образовавшуюся пустоту. Перед отъездом Эстер спрашивает, не хочу ли я побывать во Франции - с тем, чтобы мы могли продолжить процесс забывания. Ей-то не с кем разделить его - с мужем она говорить об этом не может, сослуживцам она не доверяет, а потому нуждается в человеке со стороны, издалека, который бы до определенного момента не имел отношения к ее судьбе.

Я соглашаюсь и только в этот миг упоминаю о предсказании. Еще говорю, что не знаю французского, а опыт мой сводится к тому, что я пас овец и работал на бензоколонке.

Уже в аэропорту она просит меня пройти ускоренный и интенсивный курс французского. Спрашиваю, почему она приглашает меня. Она повторяет, что боится пустоты, которая образуется в душе после того, как забудется прежнее, и еще - что прошлое обрушится на нее с новой силой, и тогда она уже не сможет освободиться от него. Просит не беспокоиться о билете и визе - она сама обо всем позаботится. Прежде чем пройти паспортный контроль, она оборачивается ко мне с улыбкой и говорит, что ждала меня, хоть и не знала этого, а эти дни были самыми счастливыми в ее жизни за последние три года.

Теперь я работаю по ночам - охранником в стриптизклубе, - а днем усердно учу французский. Как ни странно, припадки теперь делаются реже, но и присутствие покидает меня. Рассказываю матери, что меня пригласили в Париж, а она смеется над моей наивностью и говорит, что эта женщина никогда больше не даст о себе знать.

Проходит год, и Эстер появляется в Алма-Ате: ожидаемая война уже началась, кто-то уже опубликовал репортаж о секретных военных базах американцев, но интервью со стариком имело большой успех, а теперь редакция заказывает ей большой репортаж об исчезновении кочевников. "Кроме того, - добавляет она, - я давно уже никому ничего не рассказываю и чувствую, что вновь впадаю в депрессию".

Я помогаю ей связаться с последними кочующими по стране племенами, сохраняющими традицию Тенгри, и с местными колдунами. Теперь я уже бегло говорю по-французски, а за ужином Эстер передает мне анкеты из консульства - их надо заполнить. Виза получена, билет куплен, и я лечу в Париж. И она, и я замечаем, что по мере того, как освобождались наши головы от груза прожитого и былого, открывалось новое пространство, осеняла нас таинственная радость, обострялась интуиция, прибывало отваги - мы не боялись рисковать, мы совершали поступки верные или ошибочные, однако совершали. Мы живем наполненно и осмысленно.