Неизв. - Заир

- Поговорим как мужчина с мужчиной? Как мужчины, которые оспаривают нечто ценное?

Я вижу, что он колеблется. И продолжаю:

- Я знаю, что больно ударюсь, вроде того человека, что хотел усесться между рогами буйвола. Но знаю, что заслуживаю этого. Заслуживаю из-за той боли, которую причинял, пусть и неосознанно. Не верю, что Эстер оставила бы меня, если бы я уважал ее любовь.

- Вы ничего не понимаете, - произнес Михаил.

От этой фразы я впадаю в бешенство. Как смеет этот юнец говорить взрослому, пожившему, испытанному жизнью человеку, что тот ничего не понимает?! Однако надо взять себя в руки, вытерпеть унижение, сделать все, что будет необходимо, ибо я не могу больше жить в окружении призраков, порожденных моим воображением, не могу допустить, чтобы Заир по-прежнему властвовал над всей моей вселенной.

- Может быть, я и в самом деле ничего не понимаю. Именно потому я здесь. Для того, чтобы понять. Чтобы через понимание освободиться от того, что произошло.

- Раньше вы понимали все, а потом вдруг перестали - по крайней мере так сказала мне Эстер. Для вас, как и для каждого мужа, пришел момент, когда жена стала восприниматься как часть обстановки или утвари.

Меня так и подмывает сказать: "Пусть бы она мне об этом и сказала. Пусть бы дала возможность исправить ошибку, а не променяла меня на юнца двадцати с чем-то лет, который очень скоро начнет поступать в точности, как по - ступал я". Однако произношу я совсем не эти слова:

- Я не верю, что это так. Вы прочли мою книгу, вы пришли в магазин, где я раздавал автографы, потому что знали, что я чувствую, и хотели успокоить меня. Сердце мое - в клочьях. Случалось ли вам слышать о Заире?

- Я - мусульманин. Это понятие мне известно.

- Так вот, Эстер занимает все пространство моей жизни. Я думал, что освобожусь от ее присутствия, если опишу все, что чувствую. Теперь для моей любви слова почти не нужны, но ни о чем другом я думать не могу. Прошу вас - я сделаю все, что вы захотите, но только объясните мне, почему она предпочла исчезнуть. Вы сами только что сказали - я ничего не понимаю.

Это было довольно тяжко - просить любовника моей жены, чтобы помог мне постичь произошедшее. Если бы Михаил не появился неделю назад в магазине, где я подписывал экземпляры своей книги, может, и было бы достаточно той минуты в соборе Витории, когда я принял свою любовь, когда я решил написать "Время раздирать и время сшивать". Судьба, однако, распорядилась иначе - и хватило всего лишь надежды на новую встречу с Эстер, чтобы нарушить шаткое равновесие.

- Давайте поужинаем вместе, - сказал Михаил после долгой паузы. - Вы и в самом деле ничего не понимаете. Но прошедшая сегодня через мое тело будет великодушна к тебе.

Мы условливаемся о встрече назавтра. На обратном пути я вспоминаю разговор с Эстер - месяца за три до ее исчезновения.

Мы тогда говорили о божественной энергии, проходящей через человеческое тело.

***

- У них и в самом деле теперь другие глаза. Да, в них по-прежнему - страх смерти, но, помимо и поверх страха, - готовность к самопожертвованию. Их жизнь обрела смысл, потому что им теперь есть за что отдавать ее.

- Ты говоришь о солдатах?

- О них. И - еще об одном. Это так ужасно, что я не могу его принять, но и притвориться, будто не вижу, - тоже не могу. Война - это ритуал. Ритуал крови, но также и любви.

- Ты с ума сошла.

- Возможно. Я знавала своих коллег - военных корреспондентов: они ездят из страны в страну, словно обыденность смерти сделалась частью их жизни. Они ничего не боятся, они встречают опасность как солдаты. И это все - ради новостей? Не верю. Они просто уже не могут обойтись без ощущения опасности, без духа приключения, без впрыска адреналина. Один из них - семейный человек, отец троих детей - объяснил мне, что лучше всего он чувствует себя на поле сражения, хотя обожает свою семью и часами готов говорить о жене и детях.

- Для меня это непостижимо. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь, Эстер, но считаю: этот опыт не пойдет тебе на пользу.

- На пользу мне не пойдет жизнь без цели и смысла. А на войне каждый знает, что участвует в чем-то очень важном...

- Присутствует при историческом моменте?

- Да нет, этого недостаточно, чтобы рисковать жизнью. Он возвращается к своей истинной человеческой сути.

- Война?

- Нет. Любовь.

- И ты останешься с ними?

- Думаю, что да.

- Скажи своим шефам в агентстве, что с тебя хватит.

- Не смогу. Это как наркотик. На войне моя жизнь обретает смысл. Там бывает негде вымыться, ешь из солдатского котла, спишь не больше трех часов, а потом просыпаешься от пальбы, там в любую минуту кто-то может бросить гранату... но все это обостряет ощущение жизни. Понимаешь? Ты ежеминутно, ежесекундно ощущаешь, что живешь. Там нет места печали, унынию, сомнениям - ничему нет места, кроме огромной любви к жизни. Ты следишь за моей мыслью?