Неизвестно - Дневники

117А.Н.Грибов играл эпизодическую роль мужика в спектакле по пьесе

Вс.Иванова “Бронепоезд 14—69”.

118Начало пьесы “Генералы”.

119Васька Окорок — персонаж пьесы Вс.Иванова “Бронепоезд 14—69”, командир партизанского полка. В 3-м действии пьесы партизанский

командир вызывает добровольца лечь на рельсы, чтобы остановить “белый” бронепоезд.

120Возможно, имеется в виду декада армянской литературы в Москве 10—20 мая 1941г.

121 Жена писателя из Киева Тардова (1892—1960), остановившаяся у Ивановых.

122Пьеса А. Афиногенова “Машенька” в это время шла на сцене Московского театра им. Н.В.Гоголя и театра им. Моссовета.

73

123Груздев Илья Александрович (1892—1960) — критик, литературовед, биограф А.М.Горького. Входил в группу “Серапионовы братья”.

124Бергельсон Д.Р.— еврейский писатель, прозаик. Расстрелян в 1952 г. как член Еврейского антифашистского комитета. В 1940-е гг. часто бывал у Ивановых, жил в одном с ними доме в Лаврушинском.

125Вирта Николай Евгеньевич (1906—1976) — писатель, драматург.

126С писательницей Форш Ольгой Дмитриевной (1873—1961) Вс.Иванов был дружен с 1921 г., когда она жила в “Доме Искусств” и была близко знакома с “серапионами”. В романе О.Форш “Сумасшедший корабль” (1930 г.), в числе прочих героев, описаны писатели — “серапионовы братья”. Всеволод Иванов назван в связи с описанием карнавального представления “Бриллианты пролетарского писателя Фомы Жанова”. Об О.Д.Форш см. воспоминания Т.В.Ивановой (Мои современники, какими я их знала. С. 302—327).

127“Мария Стюарт” — спектакль по трагедии Ф.Шиллера. Очевидно, речь идет о постановке в Театре Революции 1941 г., реж. Майоров.

128“Собака на сене” — спектакль Московского театра Революции 1937 г. по комедии Лопе де Вега.

129Мариенгоф Анатолий Борисович (1897—1962) — поэт, драматург, участник группы поэтов-имажинистов, автор воспоминаний о С.Есенине.

Его жена — актриса Никритина Анна Борисовна.

130Гесс Рудольф — с 1925 г. личный секретарь Гитлера.

131Татарченко Е.И. — генерал, давний знакомый Иванова, в то время печатал серию статей о новой военной технике, позднее занимался эстетикой.

132Пьеса А. Мариенгофа “Шут Балакирев” (1940 г.).

Е.А.Папкова.

74

Дневники

1941 июнь — 1945

1941 год

24/ VI .

Итак, война. Утро позавчера было светлое. Я окончил рассказ 1. Думал — еще напишу один, все перепечатаю и понесу. Прибежали Тамара и дети: “Фадеев сказал, встретив их в поле,— разве вы не знаете, что война”. Не верили. Включили радио. Марши, марши и песни. Значит — плохо. А в два часа Левитан прочел речь Молотова 2. Весь день ходили друг к другу. Ночью приехали из “Известий”. Я обещал написать статью и утром 23-го написал 3, а затем поехал в Союз — заседать. Здесь — выбрали комиссию и заместителей Фадеева. Затем позвонили из Реперткома насчет переделки “Пархоменко”. Я поехал.

На улицах почти нет военных,— среди толпы. На шоссе, когда Дементьев, увозивший свою семью, вез и меня,— танки, грузовики с красноармейцами и машины. В Кунцеве вдоль шоссе стоят мальчишки и смотрят. Все это еще в диковинку.

Вернулся домой. Ждали сводки. Но радиостанции замолчали уже в 11 часов ночи. Лег поздно. Разбудила стрельба. Выскочил на двор почти в одном белье. На сиреневом небе разрывы снарядов. Сначала ничего не понял. Убежал в дом. Было такое впечатление, что бомбят наши участки. В доме стало лучше. Татьяна бегала в рубашке, Тамара плакала над спящими детьми. Ульяна 4погнала корову: “Нельзя же корову оставлять”,— сказала она. Зенитки усердствовали. Зинаида Николаевна Пастернак, схватив детей, что-то мне кричала, но ответов моих, от испуга, понять не могла. Затем она убежала в лес,— и тогда я увидел, что бомбардировщики немецкие удаляются, а наших истребителей нет и снаряды не могут достичь бомбардировщиков. Особенно меня злил один. Утро было холодное, я дрожал, вдобавок, помимо холода, и от зрелища, которое я видал впервые. Мне нужно было в редакцию, в театр — и я уехал на машине Погодина 5. Приехала Маруся 6и добавила, что бомба — одна — попала в Фили. Отлегло от сердца: ну, значит, отбили. Но как? И чем? Если не действовали истреби-

77

тели. В вестибюле дома встретил Федина — в туфлях и пижаме,— он видел, что мы подъезжали, в окно. Федин сказал, что тревога была напрасная. Но мы не поверили! И только когда прочли газеты — то стало легче.

Был в театре “Красной Армии”, говорили о переделке “Пархоменко”. Новую пьесу, видимо, ставить не будут. Ну что ж, отдам в “Малый”. В квартире мечется Тардова. Положение ее, действительно, ужасное. Выехать из Москвы почти нельзя. Звонит по всем знакомым. Мне звонят только из учреждений, а Тамаре вообще никто не звонит — так все поглощены собой. Вижу, что всем крайне хочется первой победы. Гипноз немецкой непобедимости и стремительности — действует. Но противоядие ему — штука трудная.