Неизвестно - Дневники

8 ноября.

Из рассказов П.П.Кончаловского о Шаляпине:

а) Студия Врубеля. Собрались гости. Начали разговор об искусстве, об актерах. Шаляпин говорит:

— Вот я сейчас вам покажу, что такое артист.

Ушел в другую комнату. Гости ждут пять минут, десять, думают, пошел гримироваться. Опять начались разговоры.

Вдруг раскрывается дверь и влетает бледный как мел Шаляпин:

— Пожар! — говорит он.

И все бросаются вон из квартиры.

Шаляпин догоняет их на площадке и, хохоча, кричит:

— Ну, что? Артист?

б) 1920 год. Голод, холод. Какой-то доктор достал спирт и вино, устроена пирушка. На другой день Шаляпину выступать. Перед выступлениями он очень волнуется, и Исайка, его секретарь, говорит: “Не поедет, не будет выступать”,— тогда Шаляпин, из противоречия, едет.

Концерт в Филармонии. 9 часов вечера. В пять часов, Петр Петрович был у него, Шаляпин еще спал, мучался. В десятом часу приезжает. Выбежал во фраке, свежий, громадный. А в зале все сидят в шубах, и пар изо рта. Начал петь “Уймитесь волнения страсти” и вдруг сорвался, схватился за сердце...

— Шаляпину дурно, доктора! — закричали тотчас же. Побежал за кулисы доктор. Пауза. Шаляпин выходит, прижимая руку к сердцу.

— Я допою...

— Не надо, не надо,— кричат из публики. Допел. Затем, после концерта, подошел к П[етру] П[етровичу] и сказал на ухо:

— Голос сорвал. Никогда не надо пить спирта и вино одновременно.

— А сердце?

50

— Э, сердца и не было. Это я сделал для того, чтобы не сказали, что Шаляпин потерял голос.

21 дек[абря] 1939 г.

Мастерская художника.— Диван кр[асного] дерева, обитый синим, выщербленный, словно стертое зубчатое колесо. Картины на подрамниках с лохмотьями по краям; окрашены белым. Антресоли. Арка — и вдали темно-зеленое; мешки с чем-то, камера автомобильная; <...> человек в сюртуке, сильно запыленный; картины, обращенные к стене, бутылка с лаком, кисти на подоконнике.

Мальчик сидит на стуле, подперев ручкой голову; у художника на руках папка, он пишет.

— Ах, как интересно! Вы знаете гр[афа] Игнатьева 79? Вчера на премьере познакомился. Он весь оттуда, из прошлого. Интересный человек.

Двойные рамы, запыленные. Выпал снег,— и стало очень светло.

51

— Попробуй положи вторую ручку на стол. Вот так, вот. Очень хорошо. Вот. Так. Ах ты, как хорошо. А ну, на локоть больше отдав, так, так, так. Сейчас, сейчас, посиди так минутку.— Полураскрыв рот, бросает бумагу на пол.— Ну-ка, ну-ка, еще. Так хорошо сидишь.— Сунет в рот.— Ай, как здорово! Сиди, сиди немножко.

Он в сером. Шелестит карандаш. Он держит левой рукой папку на коленях. Сморщил лоб, так что морщины словно накопились сто лет. Отодвинет стул, чертит.

Как будто сдирает кожу, берет крошечный нож, точит карандаш:

— Собственно, здесь Веронезу было б большое занятие. Видите, какой у него цвет и фон. Сиди, сиди!

— Вот в эту руку, может быть, возьми книжку. Вот ты читал и закрыл. Вот, теперь встрепенись, отдохни. Вот мы найдем, как держать книжку. М[ожет] б[ыть], мы пристроим беленький воротничок, для цвета лица. Ну, теперь давай ручку поищем. Облокотишься, а книжку... Вот хорошо. Вот.

Почитал книгу и обдумываешь, ой, как будет хорошо, если еще найдем пятнышко света. Я давно задумал, чтобы ручкой поднять щеку. Ай, как хорошо. Ох, как здорово,— будет книжка. Вот бы еще светику пустить на нее. Очень хорошо.

Показал яблоки, собаку в лесу, испанских мальчиков, глухарей.

— Жизнь у нас новая, а картины компонуют по-старому. Я вытащил холст на поляну, да и тут писал, [нрзб.] был очень ярок; от времени все это потемнеет, какая бы ни была хорошая у нас химия.

Источенный нож на столе. Свернутые холсты — поразительные яблоки, как цветное стекло, наполненное светом, и в то же время ужасно вкусные и приятные на ощупь...

— Надо портрет так задумать, чтоб каждую часть писать с наслаждением. Ах, вот это осталось. Вот это. А это? Ты не устал? Сейчас подыму холст. Башкастый ты, вот что хорошо. Ах, как интересно!

(Кончаловский рисует Комкин портрет и говорит. Я читаю эту книгу 80и, время от времени, записываю его фразы.)

52

1940 год

24 янв[ аря] .

Позвонил Виленкин 81и сказал, что на втором заседании Худ. совета приняли “Вдохновение”! 82

Вчера с Фединым подписывали 400 обращений-писем раненым, которым сегодня Тамара должна везти подарки в Ленинград. Позавчера передавали, что английское радио сообщает, что русские начали наступление на левом фланге, а Федин говорил, что Выборг оставлен финнами и горит. Видел Павленко. Он весь черный, как будто осыпан пеплом. Сказал, что убиты Левин и второй корреспондент “Правды” 83. Успехи наших войск на Украине несколько расслабили волю, и все ждали немедленного падения Финляндии, и в спорах за столом Кома сказал: