Слушайте это и верьте. Эта чистая истина станет горькой в ваших устах и чреве, но будет кормить ваше сердце в той смерти, которая является единственной истинной жизнью. Вверьтесь этому и не слушайте себя; «я»- это великий соблазнитель, более могущественный, чем змей, который обманул нашу праматерь. Блаженна душа, что слушает во всей простоте голос, который запрещает слушать себя или сострадать себе!
Письмо 33. Воля Божия - наше единственное сокровище.
Я желаю, чтобы вы имели ту абсолютную простоту самоотверженности, что никогда не измеряет свою собственную степень, ни исключает чего-нибудь в настоящей жизни независимо от того, как дорого это для нашего самолюбия. Все иллюзии исходят не от такого самоотказа как этот, а от того, что сопровождается тайным остатком.
Будьте столь же смиренны и просты среди наиболее требовательного общества, как в вашем собственном гардеробе. Не делайте ничего от рассуждений мудрости и от естественного удовольствия, но во всем от подчинения Духу жизни и смерти; смерти для себя и жизни в Боге. Да не будет никакого энтузиазма, никакого поиска уверенности внутри, никакого мечтания о лучшем, как будто настоящее более горько, чем это на самом деле, но достаточно для тех, чьим единственным сокровищем является воля Божия, и как если бы вы заменили самолюбие в печали от настоящего перспективами будущего! Мы заслуживаем найти разочарование, когда мы ищем такое тщетное утешение. Будем принимать все в смирении духа, не ища ничего от любопытства и отказывая всему в замаскированном эгоизме. Пусть Бог действует, а вы думайте только о смерти для существующего момента безоговорочно, как если бы это была вся вечность.
Письмо 34. Самотвержение это не героическая жертва,
а простое погружение в волю Божию.
Вашей единственной задачей, моя дорогая дочь, является переносить ваши немощи и в теле и в разуме. «Когда я слаб»,- говорит Апостол, - «я силен»; сила совершается в слабости. Мы сильны в Боге только в пропорции нашей слабости в себе; ваше ничтожество станет вашей силой, если вы принимаете ее со всяким смирением.
Мы искушаемы верить, что слабость и смирение несовместимы с самотвержением, потому что последнее предстает нам как щедрый акт души, который свидетельствует о ее великой любви и приносит наиболее героические жертвы. Но истинный самоотказ нисколько не соответствует этому лестному описанию; это простой покой в любви к Богу, подобно младенцу, лежащему в руках своей матери. Совершенный самоотказ должен даже идти до отказа от него самого. Мы отказываемся от себя, не зная этого; если бы мы знали это, то он больше не был бы полным, ибо не может быть большей поддержки для него, чем сознание, что мы полностью отвержены.
Самоотказ состоит не в выполнении чего-то великого для себя, чтобы восхищаться этим, а просто в страдании от нашей слабости и немощи, в оставлении всего. Это мирно, поскольку это больше не было бы искренним, если бы мы все еще беспокоились относительно чего-то, от чего отказались. Таким образом, самоотказ является источником истинного мира; если мы не имеем мира, то это потому, что наш самоотказ чрезвычайно несовершенен.
Письмо 35. Ежедневное умирание участвует в последней смерти.
Мы должны нести наши кресты; «я» – это самый большой из них; мы полностью не избавлены от него, пока мы не можем терпеть себя настолько просто и терпеливо, как мы терпим нашего ближнего. Если мы умираем отчасти каждый день в нашей жизни, у нас будет меньше в чем умирать потом. То, чего мы так сильно боимся в будущем, не причинит нам никакого опасения, когда это придет, если мы переносим теперь его ужасы, которые будут преувеличены жаждующими желаниями самолюбия. Терпите себя и согласитесь со всяким смирением принимать поддержку от вашего ближнего. О, как вполне эти небольшие ежедневные умирания уничтожать силу заключительной смерти!
Письмо 36. Страдание удел живых, а не мертвых.
Многие обманываются, когда предполагают, что смерть нашего «я» является причиной всякой агонии, которую они переживают, но их страдание вызвано только остатком от жизни. Боль обитает в живых, а не мертвых; чем более внезапно и полностью мы испускаем дух , тем меньше боли мы испытываем. Смерть болезненна только для того, кто сопротивляется ей; воображение преувеличивает ее ужас; дух спорит бесконечно, чтобы показать уместность жизни нашего «я»; самолюбие воюет против смерти, подобно больному в последней схватке. Но мы должны умереть внутри также, как и внешне; приговор смерти направлен против духа также, как и против тела. Нашей великой заботой является то, чтобы наш дух умер сначала, а затем наша телесная смерть станет всего лишь сном. Блаженны те, кто спят этим сном мира!
Читать дальше