Stulchik.net - Эротические рассказы Stulchik.net - Категория Юмор

Саша долго натягивал джинсы, надеясь на то, что Боря передумает:

После того как за приятелем закрылась дверь, голый маньяк прошел на кухню. Задумчиво достал тарелку, положил на нее свою опавшую фигню и полил ее растительным маслом...

Вдруг Борю пронзило сладкое чувство. Он достал из холодильника копченую курицу. Положил ее на спину, раздвинул ей ноги. Член Бори взвизгнул и вскочил, как штык.

Он начал насиловать курицу. Ему казалось, что он просто сгорит от возбуждения. Вот тут-то и брызнула долгожданная сперма...

Боря долго не мог отдышаться. Курице, конечно, было полегче - она уже давно не дышала.

"Это ж надо, какая сложная штука - едофилия... Как долго я к ней шел", - подумал Боря и отправился одеваться, попутно соображая, что обтруханная птица конечно же вполне съедобна, если перед тем ополоснуть ее холодной водой...

Пушкин шел в Тригорское

Категория: Юмористические

Автор: Марьян Беленький

Название: Пушкин шел в Тригорское

Александр Сергеевич проснулся с головной болью. Вспомнил вчерашнее шипенье пенистых бокалов, пунша пламень голубой. Солнце русской поэзии стошнило.

- Арина, сука, квасу подай!

Арина Родионовна стала натягивать на Пушкина панталоны. Панталоны не натягивались: шутка ли - третий день без бабы.

- Слышь, Арина, найди-ка ты мне в Тригорском молодуху потолще, да чтоб не очень смердела.

- Помилуйте, барин, как можно? Третьего дня изволили графиню Анну Пет-ровну, с божьей помощью, раз пять. Вы меня в холодную баню изволили выгнать, да я и там слыхала - их сиятельство дюже кричать соизволили. Уж и не знаю, что вы там с ней делали.

- Молчи, дура, не твое это дело. Пойду в деревню, погляжу на покос, может, какую бабу встречу.

- Какой покос, барин, еще зеленя не колосились.

- Баба, она завсегда колосится.

Пушкин шел в Тригорское, навстречу - два мужика с косами.

- Однако, - подумал светоч, - десятый час, а они только на работу.

- Как звать, мерзавцы?

- Федорка Ковалев да Михайло Ивашкин, барин.

- Слыхал. Староста докладывал. Оброк не плотите. Недоимки за вами.

- Дык сложные погодные условия...

- Не фиг мне лапшу на уши вешать. Скажете старосте - барин велел по сорок розог каждому.

- Смилостивься, барин, по сорок нам не выдержать.

- Ну тогда по пятьдесят.

- А что, - думал классик, - они тут будут у меня на шее сидеть а я, стыдно сказать, простого бриллиантового колья не могу женке купить.

Мимо шла молодуха с двумя корзинами навоза.

- Эй, ты чья? - Пушкин схватил бабу за грудь.

- Полегче, барин, у меня муж грамотный, барыне в Петербург отпишет.

- Так барыня и поверит клевете на русскую литературу. Молчи, а то велю забрить твоего мужа в солдаты.

Пушкин стал рвать на бабе юбки, та заверещала.

- Эх, чернь! Знала бы ты, с кем дело имеешь. Поэт, не дорожи любовию народной.

- Дык кто ж вас не знает? Вы когда по селу гуляете, мужики своих жен, дочерей, старух и коз в погреба прячут. Аньке-то Семеновой пятнадцати не было, как вы ее обрюхатить изволили. А барыне, небось, про любовь писали.

- Дура! Я Пушкин!

- По мне - хоть Горький, а руки не распускайте. Э, да от вас не упасешься, вона в Михайловском, почитай, вся ребятня курчавая, черномазая да стихами матюкается.

- Ладно тебе трындеть, - сказал Пушкин, ставя бабу раком.

Светило закинуло бабе юбки на голову, чтоб не слышать визгу, но это не помогало.

- Вот до чего царизм народ довел, - поэт закрыл для прицелу левый глаз, - Пушкина не знают. Самовластительный злодей, чтоб ты сдох... Визжит, как поросенок. Я уж кончил давно, а она все верещит.

Визг стих. Вышедшее из-за тучки солнце ласково отсвечивало на бабьей заднице. Баба замерла с закинутыми на голову юбками. Вдруг из-под юбок глухо послышалось:

- Барин, а еще разок не изволите?

- Некогда, мне восьмую главу заканчивать. В пятницу приходи. Нет, в пятницу у меня графиня Воронцова. В субботу с утра приходи.

- Да, - думал поэт, - есть еще женщины в русских селеньях. Коня на скаку остановит. Поэтом можешь ты не быть, а это дело знать обязан. Иначе какой же ты мужик. Ох и морока с этими сцикухами из высшего общества - то им в любви признавайся, то стишки в альбом. Вон, пока Аньку Керн уболтал, какой шедевр накарябал! Ишь, оно как бывает, когда приспичит. Да, сколько их было с четырнадцати лет! Калмычки, грузинки, цыганки, молдаванки. Замужние и девицы, вдовы и сироты. Найдутся еще, чего доброго, профессора-импотенты, станут про меня ученые списки составлять - когда, с кем и сколько раз. Что то я сегодня ничего гениального не создал. Так, все выдающееся... А фугану-ка я что-нибудь эдакое, бессмертное, чтоб дети в школах двести лет мучились на память учить: