Круто, говорят шаротеры. И с удвоенной энергией шуршат тряпочками.
Вот Пупкин и наслушался таких баек, и начал точить себе шары чуть ли не с голубиное яйцо величиной. Он шароебился по вечерам, весь в сладких грезах. Дурак ты, говорили ему умные люди, ты себе лучше в голову шары загони, у тебя их не хватает. И не знаю, как бы Пупкин с этими шарами поступил, если бы не стал свидетелем одного инцидента.
Шары загоняли, конечно, в Ленинской комнате по ночам. Дневальный был предупрежден, тощий молодой матрос стоял на стреме, а заинтересованные лица, с важными и целеустремленными физиономиями проникали в святыню. Там стоял операционный стол, сделанный из древесины надлежащего качества. Мрачный, сутулый маслопуп, он же народный хирург, уже провел пять успешных операций.
Пациентом был коренастый белорус, заметно волнующийся.
Пупкин в группе наблюдателей жадно смотрел на завораживающее действо. Ассистент развернул чистое полотенце, где оказались шары и столовая ложка; вынул из кармана бутылек одеколона "Бэмби" и полил на руки хирургу. Потом была продезинфицирована ложка, с треугольно заточенной ручкой. Ну, хули ты ждешь, рявкнул хирург, давай, ложь сюда! Бледный белорус осторожно выложил гениталии на край столешницы. Оттянув, как было сказано, крайнюю плоть, он зажмурился. Не ссы, матрос салагу не обидит, пообещал ему хирург и, размахнувшись, ударил ложкой. То ли удар был слишком силен, то ли ложка чересчур остра, только, пробив тонкую кожу, она наглухо застряла в столе. Белорус пританцовывал, хирург в растерянности метался рядом, зрители советовали. В этот момент в открывшейся двери возник бледный лик часового: атас! Дежурный по части идет!
Предупредив, вестник горя сгинул в ночи. За ним бесшумно побежали остальные: последним крупными прыжками уходил хирург. За бегством равнодушно следила огромная гипсовая голова дедушки Ленина. Оставшись в одиночестве, весь в неопровержимых уликах, членовредитель недолго обдумывал ситуацию. Матерные крики приближались, и бедняга, быстро расшатав ложку, освободился от нее и придерживая клапан брюк, выключил свет и спрятался в нише за шкафом. К счастью, дежурный лишь заглянул в Ленкомнату, торопясь к собутыльникам.
Вид залитого кровью полового члена так подействовал на Пупкина, что он обменял свои уже готовые шары на значок За Дальний Поход. Заодно ему дали совет: купить в аптеке мазь для наружной анестезии, которая придает члену необычайную твердость и выносливость. Пупкин дал нашему почтальону денег и бумажку с надписью Анестезиённая мазь. Через два часа он получил два тюбика.
В субботу он пошел в увольнение, сжимая в кармане широких штанов заветное средство.
Совершив вечернее омовение ног под краном, я шел по коридору, когда Пупкин вернулся из увольнения. Какой-то согбенный, он быстро пошел в баталерку переодеваться. В кубрик он вошел, прижимая к паху сложенную робу, согнувшись в три погибели уложил ее на баночку (это, чуваки, просто табуретка), накрыв скрученным ремнем и скрылся под одеялом. И с этой минуты он начал безостановочно ерзать и скрипеть пружинами.
- Хули ты вошкаешься? - резонно спросил его сосед по койке и не дождался ответа. Молодой боец Ефимов подошел к выключателю и, поведав о том, что до приказа осталось восемьдесят шесть дней, погрузил помещение в темноту.
Постепенно ночь наполнилась храпением и попердыванием, шепчущие засыпали. Сквозь сон я услышал, как кто-то проскакал к выходу с приглушенной матерщиной. Упала баночка, хлопнула дверь, а виновник этого, ругаясь уже во весь голос, топотал по коридору.
- Какая сука разбудила Ленина? - возмутился профсоюз Кузнецов, -подобные слова говорили, подымаясь из могил-коек, злые военнослужащие.
Тут со стороны умывальной комнаты понеслись уже вовсе не контролируемые вопли. Шлепая тапочками, возмездие двигалось на звук.
Его источником был матрос Пупкин, абсолютно голый, с торчащим вверх фаллосом. Пупкин безостановочно двигался, приседая и приплясывая; потрясая руками, голова его совершала круговые движения и глаза у него были охуевшие полностью. Он был похож на шамана. Из дальнего крана била струя воды.
- Пупкин, еб твою мать, ты что, сука, аххуел с горя? - закричали ему товарищи.
- Оу-оу-о! Ы-ы-блянаха-ы-банарот! - отвечал Пупкин, прыгая на корточках и спиралеобразно распрямляясь.
Внезапно он схватил свой возбужденный орган обеими руками и попытался его оторвать. Это ему не удалось, но крики усилились. Но не зря говорят, что время лечит. Постепенно он успокаивался, притих и через пять минут вовсе сел на баночку и замолк под ласковыми взглядами сослуживцев.
Читать дальше