Петров Александр - Созерцатель

– А я-то думал, кому я еще про свою одноэтажную Америку не рассказывал! – всплеснул ладонями Валерий Васильевич.

– Ты знаешь, Андрей, мы с Мотей решили на днях пожениться, – сообщил Василий своё, наболевшее.

– Тогда занимайте квартиру Игоря, в которой раньше Мотя жила. Я только иногда в комнату Игоря захожу посидеть вечерок. Остальная жилплощадь пустует. Будто Мотю ждет.

– Спасибо, Анрюха! Так ты как к нашей женитьбе относишься?

– Как я к этому отношусь? – спросил я изумленно. – Да какая разница, как кто-то там относится к твоей любви! Или ты хочешь алгеброй поверить сокровенную мистику высочайшего человеческого чувства? – Понесло меня по философским рытвинам и ухабам. – Или ты хочешь позволить по-научному ковыряться в человеке в поисках наличия любви? Представь себе, берешь девушку и – тре-е-есь ее по прическе! А как же, она-то в здравом уме разве позволит себя препарировать? А ты её, бесчувственную, беспомощную, беззащитную – кладешь на разделочный стол, берешь скальпель, делаешь полостной надрез и начинаешь по очереди разрезать органы: сердце, желудок, легкие, селезенку, кишечник… Вскрываешь, внимательно разглядываешь, есть ли там то, что тебя привлекает в девушке: любовь, нежность, верность, заботливость, обаяние? Расковырял несчастное тело, каждую мышцу, каждую жилочку от косточек отделил, а искомых ингредиентов не нашел. Что, нет их? Или они не видны? Или не обнаруживаются органами чувств? Но ведь тебе же рассказывали, что это всё – любовь, нежность, обаяние… короче говоря, душа – есть! Должна, просто обязана быть эта самая таинственная и непостижимая! А ты разделал юное, нежное, грациозное девичье тело, а самого главного не нашел. Дальше отправляешь истерзанное тело в морг, а сам – пулю в лоб и в пропасть. Ну нельзя, никак нельзя вычислить любовь, нельзя никому, кроме тебя самого, почувствовать её высоту и даже величие, если её нет у тебя и если нет её у твоей Моти. Так что ты, Василий, давай сам, по-мужски ответственно решай: есть любовь и послужит ли она основанием твоей будущей семьи. …Или нет.

– Сильно сказано! – сдавленно произнес Вася, с трудом вернув челюсти обычное состояние. – А я тебе скоро свой роман принесу. На прочитку. Знаешь, как я его назвал? «Третье иго». Было на Руси иго монголо-татарское, потом – польско-католическое, а сейчас – третье, атеистическое.

– Интересно, – сказал я задумчиво, – как ты нас будешь от этого третьего ига освобождать!..

– Понимаешь, Боренька, нынешнее искусство, как бы оно изысканно и утонченно это не делало, но все-таки занимается смакованием греха, а значит оно априори порочно, – хрипло басил Юрий Ильич, видимо, пытаясь поставить точку в затянувшемся споре.

– Мальчики, вы не представляете, как я вас всех люблю! – восклицала румяная Марина. – И даже не знаю, кого больше…

В общем, юбилей продолжился в подземелье. Проводил я гостей только после закрытия клуба, то есть глубоко за полночь.

Совершенно усталым и предельно опустошенным вернулся я домой. Открыл дверь своим ключом и встал, как дубиной оглушенный. В дальней комнате, в дверном проёме увидел обнаженные ноги Даши. Она лежала. Дорогу к ней преграждал смуглый молодой человек в стильном черном костюме. Он сидел на стуле и спокойно смотрел на меня в упор. Я метнулся было на кухню, где оставил отцовский пистолет, но нежданный гость достал ТТ из внутреннего кармана пиджака и тихо спросил:

– Ты за ним отправился?

И я снова остолбенел. Во рту стало сухо, я не мог ни двигаться, ни промолвить ни единого слова.

– Я Алик, – сказал тот, приподнявшись со стула и вежливо поклонившись. – Даша наверное рассказала обо мне. Я ее жених! А ты влез в наши отношения, как волк в чужой дом.

– Это я-то волк в чужом доме! – прорвало меня, наконец.

– Да. Ты. – Парень был спокоен, как смертник в поясе шахида.

Наконец, он встал и медленно подошел ко мне. Протянул мне пистолет и сказал:

– Если ты мужчина, застрели меня.

Отшатнувшись, я отрицательно замотал головой:

– Нет, людей я не убиваю – я в Бога верю, – сказал первое, что взошло на ум.

– Какой же ты мужчина? – просипел он с ненавистью. – Даже отомстить по-человечески не можешь!

– Месть только умножает зло, – прошептал я, глядя в его колючие черные глаза. – Господь велит делать не зло, а добро. …Как бы это не было противно иной раз…

– Вот поэтому мы вас всегда побеждали и будем побеждать, – сказал горец.

– Это мы еще посмотрим.

– Посмотрим! – вскричал он, брызнув слюной. – Ладно, урус, я тебе покажу кто из нас мужчина.