Петров Александр - Миссионер

— Интересно, как ты себе это представляешь? Что-то я даже приблизительно не могу понять, как это можно воплотить в реальной жизни.

— А тут и придумывать нечего. В стране православной не может быть иного государственного устройства от Бога, кроме монархии.

— Ну, это ты брось! Какая монархия! Да скажи кому — засмеют. Царя-батюшку снова поставить!

— Пусть смеются! Скажу больше: такой шум поднимут на весь мир, что мало не покажется! Революцию профинансировать, десятки миллионов лучших людей загубить, чтобы Православие растоптать. Теперь получается вроде то, чего они так хотели, — Святая Русь становится послушным сырьевым придатком, свалкой радиоактивных отходов и залежалого товара. Народ опять же потихоньку американизируется, голубеет и спивается. И вдруг снова: власть Божиего помазанника, подотчетного не антихристу, а Богу! Да, уж не только шуму будет, все что угодно начнется.

— Слушай, в наше время — царь-батюшка? Не укладывается как-то.

— Ладно, давай по порядку, — Андрей сходил в свою комнату за книжкой Н. Кусакова «Православие и монархия». — Вот я тут подчеркнул, сейчас зачитаю: «Вместо стремления к тому, чтобы в государстве совершалась воля Божия, республика и демократия стремится к исполнению воли народа, которая направлена на поиски земного благополучия и на удовлетворение эгоизма, измеряемого по нормам сребролюбия, которое есть корень всех зол.

То есть демократия становится повинной в противлении заповеди, звучащей в молитве Господней: “Отче наш... да будет воля Твоя”.

Следуя в русле эгоистической воли народа, демократия нарушает заповедь “Не следуй за большинством на зло” (Исх. 22, 2), ибо в стремлении к земному благу большинство легко склоняется ко злу, прикрывающемуся ликом добра. Дальше.

Порядок замещения должностей в демократическом обществе противоречит законам христианского нравственного учения о смиренномудрии. В выборных кампаниях кандидатами движет властолюбие, они неизбежно открывают в сердцах дорогу страстям и как естественному следствию — гордости и честолюбию, которые подстегиваются сребролюбием. Страсти застилают глаза настолько, что эти люди предаются пороку лжи.

А царь — избранный по рождению, свободный от малейшей тени губительной для правителя страсти властолюбия и сребролюбия, — он несет обязанность царствования, имея полноту власти законом земным и пребывая в рабском подчинении небесному закону Божией правды.

Так православное христианство освоило, подчинило себе и освятило языческий институт монархии. Так построилась Святая Русь. На этом основании возросла и Российская империя».

— Это мне кажется самым основным, — сказал Андрей, закрывая книгу. — Впрочем, я готов тебя свести с настоящими монархистами, они тебя просветят профессионально.

Перед сном Андрей за вечерним чаем на веранде молча наблюдал за Аленой. Она в его сторону не смотрела, обида все еще владела ею. Лида, чувствуя напряжение, щебетала на разные темы, чтобы заполнить гнетущее молчание и создать хотя бы видимость «бонтона».

Поднявшись к себе в комнату, Андрей опустился на колени и попытался сосредоточиться. Но в душе поднялась смута: звучали слова, сказанные Юрию; звенел смех племяшки, перед глазами мелькали разные картинки, одна другой ярче и увлекательней. Затем и тоска вонзилась в душу холодным стальным клинком. А вот и блудные токи потекли сверху вниз, горяча кровь. Некоторое время он не мог даже слова выдавить из себя, правая рука отяжелела и не желала подниматься для ограждения спасительным крестным знамением. «Вот и враг меня искушать пришел», — кольнуло страхом затылок.

Тогда Андрей лег на дощатый пол головой к иконам, руки вытянул перпендикулярно телу, изобразив таким образом крест. Первые слова он произносил с таким трудом, будто кто-то зажимал ему рот мягкой, но сильной ладонью: «Во... и...мя... От...ца... и... Сы…на и Святаго Ду...ха!» Полежал безмолвно, прислушиваясь к утихающим в душе волнам блудной горячки, щеку приятно остужала прохладная лакированная поверхность досок пола.

Дальше молитва пошла уже проще, слова произносились свободно, но картинки, как в калейдоскопе, продолжали рассеивать внимание. Тогда он попробовал произносить слова молитв медленно, без пауз, всей силой воли своей погружая ум в каждое слово, пытаясь не потерять его смысл. Он как бы впервые читал эти слова, обнаруживая в них древнюю святую силу.

Эти молитвы он воспринимал тропой, проторенной святыми молитвенниками через мирскую трясину — прямо на Небеса. Одновременно и воплем горящей во грехах души!