Тырданов Иван - Битва пророков

– Слова твои – вода. Они ничего не значат. У Венеславы – другая судьба.

– Почему мои слова – вода, а твои – не вода?

– Потому что мои слова обозначают то, что действительно будет, а твои то, чего не будет никогда!

– Всегда будет так, как захочет сильный! Как пожелает сильный! Сильные делают историю и плетут будущее!

– Христос разве был сильным? Нет, он был нищим и безропотным, но перевернул весь мир. А вот муравей – сильный. Посмотри – он несет огромную палочку. Но дунет ветер – и его нет…

– Дунет ли ветер?

– Ветер дунет! Это я тебе обещаю! Будет гроза и буря, потоки унесут в Волгу, а потом в море плоды великих трудов, как мусор. Ничего не останется от гордого муравейника.

– Не пытайся меня лишить уверенности, хитрый раб.

– У тебя и так ее уже нет. Ты лжешь о будущем. Это такая же ложь, искажение действительности, как и ложь о прошлом. Это – лжесвидетельство. Самое печальное то, что ты лжешь сам себе. Лжешь другим и боишься признаться в своей лжи. Вот сейчас ты со мной откровенен. Наверное, первый раз в жизни откровенен. И только потому, что меня сейчас распнут и я уже не буду свидетельствовать об этом разговоре. А сам ты никогда и никому не скажешь – о чем беседовал с русом перед казнью в устье Оки. Именно для этого ты отогнал всех на двадцать шагов. Ты – боишься правды.

– Мне ли, Великому Кагану Хазарии, чего-то бояться, Михаил? Ты точно – тронулся рассудком, если так думаешь!

– Сегодня Великий Каган, а завтра – кучка пыли на обочине…

– А ты?

– Я – тоже. Но не завтра.

– А когда?

– Не знаю еще. Лет через тысячу.

– Вот я все смотрю на тебя и думаю – ты сумасшедший или просто надо мной издеваешься?

– Какой мне резон издеваться? Тем более перед смертью…

– Значит сумасшедший?

– Думай, как хочешь.

– Вот, принесли гвозди…

– Ну, иди…

– Михаил!

– Что, Последний Каган?

– Не говори так, не кличь мне беду!

– Вот опять ты боишься правды. В правду нужно верить, потому что она есть то, что действительно будет! Как тебе еще это объяснить? Пойми, если ты веришь в то, что яма – это бугор, то обязательно окажешься в ней. Человеку нужно точно знать и верить в реальность, в то, что есть на самом деле, чтобы правильно жить, Каган!

– В моей власти засыпать яму и насыпать бугор. Даже не бугор, а горы! Понимаешь, ты, что будет так, как я хочу, как я верю!

– Ты веришь не в действительность, а в то, что ты сам перед собой насыплешь. Сколько можно все время насыпать и закапывать? Ведь это – очень трудно – все время создавать доказательства! Не проще ли просто признать очевидность и не стараться все время ее переделать, оправдывая ошибочность своей веры? Посмотри в свои глаза, – в них тоска и усталость тысяч лет отчаянного труда по непризнанию истины. Тяжело ведь…

– Уж не решил ли ты меня пожалеть?

– Да, мне жалко тебя. Ты без будущего. Как так можно жить?

– Безумец, как – ты сможешь жить, Михаил? Сколько будешь жить? Тебе ли меня жалеть? Себя бы пожалел, это сейчас более насущно! Пусть тебя спасет сын блудницы!

– Ты повторяешься…

– За кем?

– За теми, которые говорили Ему, прибитому на кресте – спаси себя сам, если ты Христос!

– Ну и ты спаси себя, если ты с ним!

– Прощай, Каган!

– Прощай, безумец! Страшно же тебе будет узнать, когда умрешь, что именно ты верил в ложь!

Михаил улыбнулся.

Каган встал и нерешительно махнул рукой, чтобы начинали. А что ему оставалось делать? Все уже заждались, беседа затянулась. Он понимал это. Как досадно, что нужно его казнить, ведь эти глупые люди стоят и ждут от него разрешения убить Михаила! Ах, с каким бы наслаждением он прогнал бы весь этот сброд и простил бы, поговорил бы еще с Михаилом! Но он, Великий, всемогущий Каган был не в силах это сделать! Прощать – удел слабых!

Почему он так не желал этой казни? Потому что Михаил почему-то никогда не ошибался. Он действительно ничего не врал. Ему можно было доверять. Его совет был всегда правильный. Неужели и сейчас он во всем прав? Нет, он не мог быть правым, и это хотелось доказать! Не хотелось отпускать этого руса в смерть с уверенностью в правоте. Необходимо было доказать обратное, пригласить Михаила лет через десять и спросить – ну что, кто был прав?

Каган не понимал – что с ним происходит. Ощущение того, что он делает непоправимую ошибку, не покидало его. Нужно было как-то остановить казнь. Что же придумать? Неужели он слабее этой толпы? Он не в силах остановить ее. Что же предпринять? Что, Господи?