Агафонов Николай - Свет золотой луны

— Так я не понял вас, Михаил Самуилович: вы только меня одного вызволяете? А как же ребята?

— Не берите в голову ничего лишнего и радуйтесь, что удалось так дешево отделаться.

— Что же, по-вашему, Коваль с Патриевым лишние? Нет, так дело не пойдет, Михаил Самуилович, если я вам нужен, то выкупайте меня вместе с ребятами.

— Да вы что, ненормальный человек? Вас спасают, а вы вместо благодарности еще и начинаете торговаться. Запомните, Анатолий Сергеевич, хорошенько: незаменимых людей нет. Потому последний раз предлагаю помощь.

— Запомните и вы, Михаил Самуилович, я подлецом еще никогда не был и вас прошу меня в них не записывать.

В трубке раздались гудки. Когда Гаврилов повернулся к чеченцам, те смотрели на него, бешено вращая глазами. До их сознания наконец-то дошло, что денежки за пленника, которые они считали уже своими, уплывают.

— Ты что же это, русская свинья, крадешь у нас двести пятьдесят тысяч долларов и думаешь, что это так тебе даром сойдет? — зашипел чеченец, сощурив злые глаза на Гаврилова. Приведите-ка мне одного из его кунаков, — распорядился он, — я покажу, как с нами шутки шутить.

Через несколько минут приволокли Коваля со связанными руками. В нем теперь трудно было признать того веселого и беспечного балагура-весельчака, каким его знали друзья и сослуживцы.

Всегда желанный на любом дружеском застолье, покоритель женских сердец и острослов, Коваль имел вид настолько жалкий и растерянный, что сердце Гаврилова невольно сжалось от боли за своего товарища.

Коваль щурился от яркого света с непривычки после темной ямы. А когда разглядел Гаврилова, то в глазах его засветилась надежда. В это время к нему подошел сзади чеченец, схватил Коваля рукой за волосы и, запрокинув голову, быстро перерезал огромным ножом его горло.

Все произошло так молниеносно, что Гаврилову это показалось неправдоподобным и он словно оцепенел. Но когда боевик, ловко орудуя ножом, отделил голову от тела и швырнул ее к ногам Гаврилова, тот, дико закричав, бросился на чеченца. Его сбили с ног и начали пинать.

Вскоре Гаврилов потерял сознание. Очнулся он уже в вонючей, обмазанной глиной яме. Рядом сидели Патриев и солдат.

— Здо́рово тебя, Сергеевич, отделали, а Илюха где? — спросил Патриев.

— Нет больше Илюхи, Миша! Нет! Это звери, а не люди. Ты понимаешь — звери? — На этих словах Гаврилов разрыдался, уронив голову на плечо товарищу.

* * *

К вечеру следующего дня прибыл Хамзат. Гаврилова вытащили из ямы и привели к нему.

Тот, сочувственно посмотрев на Гаврилова, вздохнул:

— Эх, Толик, Толик. На пару дней тебя нельзя оставить. Можешь не рассказывать, все знаю. Плохи наши дела. Теперь у них накрылись верные четверть миллиона баксов, и они подняли цену. В компенсацию за твоего убитого друга они с меня потребовали еще пятьдесят тысяч да за тебя сто. На меньшее никак не идут, — сокрушенно вздохнул Хамзат. — Да и все равно деньги теперь не помогут. Ведь, как я понял, без своего товарища ты не согласишься уйти.

— Да, Хамзат, ты правильно все понял, — мрачно ответил Гаврилов.

— Хорошо, будем что-нибудь соображать.

* * *

Гаврилова снова отвели в яму, где его встретил с расспросами Патриев. Солдат уже спал, болезненно вздрагивая во сне.

«Совсем еще безусый мальчишка. Зачем таких сюда присылают?» — подумал с досадой Гаврилов, вспомнив о своем семнадцатилетнем племяннике.

Гаврилов уже было стал дремать, когда услышал какую-то возню наверху. Открыв глаза, он стал прислушиваться, толкнув при этом Михаила. Люк над их головами сдвинулся в сторону, открыв кусочек звездного неба. Затем небо заслонила тень, и раздался приглушенный голос Хамзата:

— Толик, я спускаю лестницу, давай выбирайся со своим другом, только осторожней, не шумите.

Гаврилов растолкал солдата.

— Давай, служивый, без шума, потихоньку наверх.

— Зачем наверх? — не понял солдат спросонья.

— Убегать будем. Понял?

— Понял. А если поймают?

— Ты об этом меньше думай, а исполняй приказ старшего по званию, я, между прочим, сержант запаса.

Твердость в голосе Гаврилова сразу придала солдату решимости.

— Есть, товарищ сержант, — прошептал он повеселевшим голосом и полез наверх.

— Ты что, Толик, совсем охренел, — возмутился Хамзат, — зачем еще этого с собой тащишь?

— Считай, Хамзат, что он мой сын. А сыновей не бросают.

— Может, ты всю Российскую армию усыновишь? — проворчал Хамзат, когда они уже выбрались наверх.