Петров Александр - Путь к отцу

— Дорогие мои, вы сами видите, как здесь красиво. Разве не прекрасна эта музыка? Разве не приятны на вкус эти блюда? Вы еще не успели познакомиться с жителями Дворца, но могу свидетельствовать: они разные по профессии и культуре, возрасту и темпераменту; только объединяет нас всех одно, самое главное, — наша вера в бесконечную любовь Божию. Всех нас Господь зовет к Себе, всех хочет утешить и обрадовать. Никого не отвергнет Отец, если прийти к Нему с покаянием. Только за эту малость Господь и простит, и обрадуется, и поселит в Своем Дворце. А самое главное — примет в Свой Храм, где мы все соединяемся с Господом для приготовления к жизни вечной. Ведь каждый из нас — человек, то есть чело, или разум, устремленный в вечность. Мы предназначены для вечности, а не для самоубийства на мусорной свалке. Время вашего пребывания здесь подходит к концу. Вы можете остаться здесь прямо сейчас. Можете вернуться на мусорную свалку, простите, Полигон, и там сравнить свою обычную жизнь с тем, что видели здесь. Только видели вы очень малую часть того светлого и радостного, что здесь происходит. Я вас очень и очень люблю, поэтому предлагаю прийти и поселиться здесь, во Дворце.

...Мои друзья уходили. Несколько раз они оглядывались и махали руками, жмурились от яркого для них света и отворачивались. Им предстояло возвратиться туда, где почти никогда солнце не выходит из-за туч. Смогут ли они вырваться оттуда? Не знаю. Но я буду молиться за них всю оставшуюся жизнь.

Мы будем молиться. Рядом со мной стоял мальчик по имени Анатолий и доверчиво сжимал мою руку. Своей детской чистой душой он принял новую жизнь во Дворце без лукавых взрослых колебаний. Он не захотел возвращаться на мусорную свалку. Путь к отцу

Свобода! Я вырвался из этих ужасных оков. Передо мной открылись светлые дали. Даже облачные небеса разодрались и исторгли солнечный свет.

Первое, что я сделал, — купил шикарную машину. Сейчас я поворачиваю на шоссе и давлю педаль акселератора до упора. О, восторг! Кроны деревьев по обочинам сливаются в зеленые ленты. Мощный мотор там, под сверкающим капотом, ревет и сообщает колесам жуткую силу вращения. Черный гладкий асфальт дороги несется на меня и, перетертый рифленым протектором беспощадных колес, выбрасывается назад и превращается в тонкую нить, тающую за горизонтом. А вокруг меня, в этом салоне, — мягкая кожа, плавные изгибы пластика, музыка со всех сторон сразу. Ну и, конечно, — мои уверенные руки настоящего мужчины на рулевом прямоугольнике.

Молодчага отец, ничего не скажешь, отдал мою долю без скандала. Нет, конечно, поговорил для порядка, расспросил насчет планов. Только он-то меня знает: если что решил — нипочем не отступлюсь. А решил я, братцы, жить свободно. А не так, как этого кто-то хочет, не так, как кем-то положено, а как этого хочу я. Вот так. На прощанье он сказал: возвращайся, если что... Нет, отец, скоро ты меня не жди. Надоела мне твоя правильная жизнь, надоело слушать, опустив голову: это нельзя, это не так, это не эдак. На-до-е-ло! Свободы хочу, свободы!

Однажды, а случилось это со мной в юности, я упросил отца отпустить меня к тропическому морскому побережью. Вручил он мне тогда деньги и сказал, чтобы я постоянно помнил об одном: чем красивее и роскошнее место, тем больше там жуликов и мечтателей, что в его представлении одно и то же. Провожая меня до поезда, он все наставлял меня на предмет безопасности и обязательной трезвенности. Чтобы я, значит, не терял бдительность, потому что мир жесток и обманчив, а я пока еще наивен и беззащитен. Запугал он меня в итоге так, что я уж и не рад был, что поехал. Под каждым кустом и пальмой, под столами шашлычных и даже под поверхностью морской воды мерещились мне страшные бяки-буки, а уж от женщин я шарахался, как от чумы. Представляете: идет по набережной, залитой бордовым закатом, эдакая золотистого загара юная красавица. Томным взором продолговатых глаз она приветствует в моем лице всю мужскую половину человечества. А оно, то есть мое лицо, выражает один только ужас в предчувствии гнусной и вероломной провокации со стороны этой соблазнительницы.

С тех пор я, сами понимаете, несколько подрос. Все эти отцовские разговоры о том, что за границами его хозяйства царствуют зло и разврат, мне представляются лишь игрой его воспаленного воображения. Полноте, батюшка, жизнь прекрасна и удивительна, в ней много интересного и увлекательного. И все это создано для таких, как я, — целеустремленных и энергичных личностей, любящих это вопиющее очарование жизни!