Петров Александр - Дети света

— Твоими бы устами… диагноз оглашать.

— Марина. …Это мое имя.

— То-то вода тебя притягивает.

— Поясни…

— Марина — значит «морская».

— А! Ты в этом смысле. В таком случае, как звучит твое имя?

— Петр. «Камень».

— Как этот, вокруг которого вода вьется?

— Так уж и вьется…

— Не прибедняйся.

— Ты первая девушка, которая за последние десять лет со мной заговорила.

— Слушай, а может, ты только сейчас для этого созрел?

— «Восторги и пощечины она чередовать умела, чтобы держать в узде рабов».

— Гомер?

— Неважно.

— А я тебе нравлюсь?

— Частично, — иронично улыбнулся он. — Какая-то часть твоя — да, но другая, там, где эта кавалерийская прямота с наскоком… Ты напоминаешь мою дочь, которой нужно опустошить папин кошелек.

— На, смотри! — Она достала из сумочки изящное портмоне и открыла настежь. Внутри лежала толстая пачка денег.

— Она еще и банки грабит, — вздохнул он, гася улыбку.

— Петенька, за эти бумажки мне приходится много работать.

— Кем же?

— Переводчиком в солидной фирме. Между прочим, отпуск у меня первый за шесть лет, — протянула она жалобно. — А рабочий день двенадцать часов, и выходных почти нет…

— Ну-ну, только без слез. Итак, считаем. Восемнадцать, плюс пять, плюс шесть — равно двадцать девять. А выглядишь ты на двадцать.

— Наверное, столько я и жила. Остальные годы — рабский труд на акул капитализма.

— Отсюда твоя детская прямолинейность?

— А что мне остается? Не одной же мне ходить среди липких мужиков. Послушай, Петр, давай закончим процедуру знакомства, и ты меня прогуляешь? Ну, как собачку, что ли?

— Давай. Только чисто по-дружески.

— Согласна.

Девушка взяла его под руку, и они тронулись в путь. Пока Марина рассказывала о поездках с начальством по Европе, у него появилось время опомниться. И он стал приводить в порядок нервную систему, по которой спутница нанесла если не удар, то ощутимое сотрясение.

«Спрашивается, зачем оно мне это надо?» — думал он, жмурясь от солнечных пятен под ногами. — «Человек я женатый. К жене успел привыкнуть. Она тоже меня любит. Если честно, я ее даже уважаю. Хотя бы за то, что ей приходится много лет терпеть мой упрямый характер с элементами деспотизма и нетерпимости. Единственный человек, кому удалось меня приручить и даже вить веревки, — это дочь.

А тут такое! Курорт, расслабленная воля, душа, распахнутая всему новому, — и эта молодая женщина, растерявшая по заграницам наши родные российские комплексы. Вообще-то, Марина при внешней разудалости больше похожа на «синий чулок», чем на пожирательницу мужских сердец. Иногда сквозь браваду проскальзывает неуверенность в себе, испуг, неопытность. И это хорошо», — подытожил он, потому что пришла очередь рассказывать о себе.

Внешне-то его жизнь выглядела вполне обычной: школа, институт, работа. Вместе с народом ему пришлось познакомиться с такими явлениями, как дефолт, кризис, безработица. Потом участвовал в конкурсе на замещение вакансий. Потом работал на износ, без выходных, чтобы оправдать оказанное доверие. И наконец — нынешняя налаженная жизнь в достатке, но не без болезней. А как еще можно честно заработать достаток? Поколение наших детей вырастает на родительских инфарктах, язвах, остеохондрозах. Хочется надеяться, что им не придется идти петляющим путем эпохи перемен.

Тем временем аллея парка осталась позади, а перед ними вырос бетонный забор с решетчатыми воротами. Нерешительно переглянувшись, они нарушили границу санатория. И если на территории лечебного учреждения соблюдался порядок, то стоило выйти за ворота, их окружила стихийная помойка с кучами бытовых отходов. Не сговариваясь, они глубоко вздохнули. Разговор переключился на печальное. Марина заговорила о том, как часто приходится ей сталкиваться с хамством и пошлостью на родине и за ее пределами.

Но вот по крутой тропинке они поднялись на аккуратную террасу. Отсюда открылся просторный вид, примиряющий человека с окружающим: огромное небо, парящее над бескрайним сверкающим озером с почти неразличимой линией горизонта. Они замолчали. Какова цена слов по сравнению с величием природных сокровищ?

Это молчаливое стояние что-то в них перевернуло. Пока человек ползает глазами и сознанием по пыльной земле, пока бестолковая суета держит его в плену, — человек подобен пресмыкающемуся. Но, когда взойдет на высоту и орлиным взором окинет землю и свою жизнь на земле, — то и мысли взлетают ввысь.