Петров Александр - Восхождение

¾ Не! Ты скажи, Федотыч, в конце концов, все мы люди, и я понимаю, что пришел твой звездный час. Понимаю, что тебе нужно с него что-то наварить, ¾ участковый гулко лупит себя в грудь кулаком, покрываясь красными пятнами. ¾ Это где-то даже понятно. Не ясно только чего ты хочешь: стакана, денег, по лицу… Говори, несчастный, говори!

¾ Сам такой! ¾ изящно парирует Федотыч. Еще больше надувает губы и супит брови. ¾ Не приниму…

¾ Сейчас вызову скорую психиатрическую помощь и самолично сдам тебя, ¾ надрывается участковый. ¾ В ресторане стол уже накрыт. Горячие закуски стынут, водка выдыхается, а ты, а ты… тьфу на тебя!

¾ Не приниму…

¾ Ладно, Федотыч, я хотел с тобой по-хорошему… Димка, давай мне этот …акт.

Участковый хватает бумажки и вприпрыжку бежит в подъезд, где заседает комиссия. Через минуту гробового нашего молчания под пораженческое сопение упрямца распахива­ется окно, и Василий Иванович, размахивая актами, победно кричит:

¾ Федотыч! Твой начальник за тебя все подписал. Видишь, чудо в перьях! Так что на банкет с нами не пойдешь!

Ладно, начальство пусть себе крючки в бумажках рисует и банкет кушает, а у нас тут дел еще ¾ непочатый край. Вот уже ¾ извольте видеть ¾ с разных сторон, видя мое освобождение от сдаточно-комиссионных дел, бегут ко мне затаившиеся было в укромных местах прорабы разных субчиковых пород: отделочники, газовики, водопроводчики… Со всех сторон на все голоса звучит: «Сергеич! Дмитрий Сергеевич! Димка! Димуля! Генер-р-ра-а-ал!» Последнее ¾ не мое воинское звание, увы, а всего-то сокращенное «генеральный подрядчик».

Спустя несколько часов, решив десятка три вопросов, выдержав канонаду упреков, требований и просто оскорблений, смотрю на часы, констатирую переработку на полтора часа и запрыгиваю в кабину персонального автомобиля.

¾ Вась, увези меня, пожалуйста, отсюда в тишину. Куда угодно, только в тишину.

¾ Поехали, ¾ понятливо кивает мой добрый водитель и выруливает на трассу.

Едем мы с полчаса по шоссе, по обе стороны мелькают деревеньки, и я думаю, почему они так упорно жмутся к дороге. Неужели не разумно было бы им стоять в тишине полей и лесов? Задаю этот вопрос водителю.

¾ Так ведь здесь продавать лучше, ¾ пожимает плечами Василий, ¾ Вырастил что на земле, выставишь на дорогу и продается.

¾ А тишина? А воздух? Неужели им этого не надо? Неужели лучше, чтобы под твоими окнами гудели и выбрасывали тонны газообразной грязи автомобили?

¾ Может быть, им выгода дороже чистоты и покоя.

Наконец, машина сворачивает в лес. Здесь дорога, хоть уже, но асфальтовая. Василий вопрошающим взглядом ищет у меня одобрения. «Дальше и глубже», ¾ командую. Снова сворачиваем в глубь леса по узенькой гравийной дорожке. По сторонам ¾ смешанный лес. Водитель сбавляет скорость. За деревьями мелькает просвет. Мы направляемся туда. Выезжаем на пригорок.

Здесь в окружении густого леса стоит полуразрушенная кирпичная церковь. Вокруг ¾ руины. Приближение нашего рокочущего красномордого зверя взметает ввысь стаю испуганных птиц. Мы выходим, крестим лбы и молча взираем на это неожиданное чудо. По всему видно, здесь когда-то стоял небольшой монастырь, да порушили его. Не добрались только до церкви, хотя со временем и ей досталось. От прежней непорочной белизны остались грязно-белесые пятна штукатурки по щелястому красному кирпичу. Над куполом ¾ деревянный восьмиконечный крест, проволокой на скрутке привязанный к основанию прежнего, золотого.

Навстречу нам выходит тощий монах в латаной-перелатаной рясе с седоватой всклокоченной бородой и доброй улыбкой. Из-под темно-серого сатинового фартука он достает иерейский крест на цепи и бережно прижимает его к груди. «Мир вам, дети мои», ¾ слышим негромкие слова и по очереди подходим под благословение. Рука его исцарапана, суставы опули, на ладонях толстые шершавые мозоли. Вблизи заметна тонкая розовая пыль, покрывающая одежду его и волосы.

¾ Вы, я вижу, верующие? ¾ спрашивает монах.

¾ Да, вроде… ¾ пожимаем плечами.

¾ Тогда давайте помолимся вместе, ¾ полувопросительно предлагает он и добавляет: ¾ И я с вами отдохну.

Следом за монахом идем по кирпичному щебню внутрь храма. У открытых царских врат останавливаемся. Монах на стареньком аналое зажигает свечу и теплое ее сияние из полумрака выхватывает несколько икон и царящую вокруг разруху. Расчищено небольшое место у иконостаса и алтарь. Монах нараспев читает часы, заполняя пространство храма хрипловатым, но сильным голосом.