Петров Александр - Восхождение

Мимо нас по дороге проезжает грузовичок с дюжиной колоколов, которые разливают вокруг серебристый многоголосый звон. Люди вокруг меня ликуют, смеются, молятся, плачут от радости: «Слава, Тебе, Господи!», «Царственные мученики, молите, Бога о нас!». В моей голове оживает мысль: «Если здесь, на грешной земле, возможны и эта светлая радость, и это радужное ликование, то каково в Царствии Небесном, где нет ни легкой даже тени, ни малейшей печали, откуда сейчас на нас изливаются лучи благодарного утешения».

Так вот, оказывается, какое счастье служить тебе, мой Государь!

Далее последовали месяцы и месяцы будней, с ежедневным призыванием имен Царственных мучеников, иногда ¾ к сожалению, лишь иногда ¾ акафисты. И в сереньких тех буднях нет-нет, да и блеснет луч света из того Крестного дня…

И, наконец, прошлогодний Крестный ход ¾ дождливый, несколько печальный, для кого-то даже тревожный, но искренно покаянный, когда снова слезоточили и благоухали Государевы иконы. И несколько позже ¾ долгожданное единодушное решение Поместного Собора в храме Христа Спасителя о канонизации Царственных мучеников в сонме тысяч других, известных и безымянных, застреленных, сожженных, загубленных безбожниками, неукоснительно выполнявших указание «самого человеч­ного человека дедушки Ленина» убивать как можно больше священников.

Прости, Господи, им это помрачение, не ведали в безумии своем, ох, не ведали, что творили! Прости и нас, Господи, ибо и мы их дети, и на нас проклятие Собора 1613 года. Дай нам сил умолить Тебя до конца жизни о прощении греха убиения Помазанника Твоего. Государь наш Николай Александрович, прости нас и моли Бога о нас. Государыня Александра Феодоровна, цесаревич Алексий, цесаревны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия ¾ простите нас и молите Бога о нас! Осень

Шелестящими занавесями дождей, летящими вдаль серыми ватными облаками, золотыми осыпями порхающих листьев, прожигающими насквозь лезвиями холодов, стеклянным хрустом утренних лужиц ¾ налетела, навалилась старушка-осень.

Согревающую бодрость дневной беготни сменяет вязкая лень удлиняющихся вечеров с прозрачной нежданной дремотой в тепле домашнего уюта. Затем, ни с того ни с сего ¾ вздрагиваешь, как от внезапного прикосновения, и в таинственном уединении объявшей тебя тишины свечой загораешься в ночном предстоянии.

Неотвратимое угасание жизни природной сдирает с души летнее буйное пьяное беспамятство, и ты каждой клеточкой меняющегося естества просыпаешься к сладко-тревожной памяти смертной. О, как властно тянет она отупевшую душу к бесконечной пропасти и держит на краю жесткими бережными ладонями.

И в парализующем оцепенении под апокалиптическое «иди и смотри» взираешь на ежеминутно происходящее, но видимое не всем: бесчисленные реки людей со всех сторон стекаются сюда и люди ¾ один за одним ¾ срываются, и удивленно летят в бездонную яму, в которой ревут огромные языки яростного пламени. Ничего более в этой панораме не видно от перехватившего горло ужаса. Ты догадываешься, что ничем не лучше любого из этих несчастных, что грехи каждого обреченного ¾ все до единого и твои тоже. И когда твое отчаяние доходит до высшей точки кипения крови, когда твоя нога готова уже сделать последний шаг туда, где тебе и есть самое место, когда ты уже мысленно, всем сознанием охвачен гудящим пламенем преисподней…

В этот миг, растянувшийся затяжным взрывом на долгие гулкие несколько ударов сердца, зрение таинственно углубляется в дали, светлеющие над текущей в бездну толпой. Там видны взлетающие одна за другой светлые души людей, вырванные из плотного человеческого потока. Они радостно взмывают вверх, их дружески подхватывают светокрылые существа и бережно влекут ввысь. А там, сверху, из необозримых высот сияет и лучится молниевидная теплая бесконечно Милостивая Любовь на судейском Престоле Славы. В ослепительных облаках ликует многочисленная свита, радуясь восхождению каждой просветленной души.

И все существо твое готово к участию в этом чудесном действе, которое дарует веселое спасение бесценной души человеческой. И входишь в него, и отдаешься в горячие очистительные струи великого чуда ¾ огненного покаяния!

Гремит набатом, жжет раскаленными углями Силуановское «держание ума во аде»: «Я недостоин Бога и рая! Я достоин мук адских и буду вечно гореть в огне. Я, воистину, хуже всех и недостоин помилования». Безжалостные слова эти повторяются снова и снова, до тех пор, пока не испепелятся самомнение и гордость. В такие минуты понимаешь, сколько в тебе мерзости, потому что горит и рассыпается пеплом вся душа твоя. И уж не знаешь, что произошло бы с тобой в такие секунды истинного самопознания, если бы в ту бездну не сходила сберегающая ангельская помощь. Светлые крылья ангелов обнимают, согревают и поднимают ввысь, откуда ласково проливается Отеческое: «Прощён!».