Владимир Ерёменко - Вблизи сильных мира сего

На рыбалке есть священные моменты, которые по эмоциональному накалу не уступают самому отчаянному клёву. Это когда рыбаки сбиваются в тесный кружок, достают из своих рыбацких ящиков и сумок заботливо приготовленную жёнами закусь и, естественно, водку. Под веселящий звон кружек, колпачков от термосов начинаются неспешные разговоры. У каждого (и это святое!) пол-литра. Этого, как правило, на всю рыбалку, особенно в морозные дни, не хватает, и самые предусмотрительные имеют "заначку", которая расценивается всеми как ниспослание божьей благодати. А её обладатель как герой дня.

Когда мы рыбачили вдвоём (непьющие шофёры не в счёт), до "заначки" дело доходило редко. Но основной запас в три-четыре присеста за день мы приканчивали. И вот тут шли те задушевные разговоры.

Экипировка наша легко выдерживала уральские морозы до тридцати и выше градусов. Мы оба обзавелись одеждой полярных лётчиков. Лунки бурили рядом, и после очередного "сугрева" текли наши беседы.

Владимир Семёнович – человек скрытный и, что называется, "тёртый", побывавший в разный переплётах, разговорился только во вторую или в третью зиму наших совместных поездок, когда уже своим мудрым "рентгенвзглядом" проглядел меня насквозь.

Выпивал он всегда дозированно "свою норму". И даже когда возбуждался в беседах, в нём будто срабатывал тормоз, который глушил или напрочь обрывал его откровения. Поэтому почти всегда его рассказы оставались недосказанными.

Вначале по своей наивности я добивался продолжения, но моя настырность ни к чему не приводила. Кружков легко и деликатно переводил разговор на другие темы, часто в шуточное русло.

Ездили мы на рыбалки зим пять или шесть, пока у Кружкова не окончилась его уральская опала, и он вернулся в Москву. Вернулся, конечно, на скромную должность директора Института истории кино, где проработал до самой кончины, кажется, до середины восьмидесятых.

Через два или три года перебрался в Москву и я. Мы встречались несколько раз на совещаниях, просмотрах фильмов, премьерах… Перезванивались редко. Интересов общих уже не было. Да и разница в возрасте, Владимир Семёнович был почти вдвое старше, не позволила продолжить нашу уральскую дружбу. Просто из неё выпал цемент – зимняя рыбалка, на котором она и держалась в Свердловске.

Вот те рассказы "о кухне" в высших эшелонах власти, какие мне довелось слышать от Владимира Семёновича Кружкова.

Когда зашёл разговор об антипартийной группе, на моё удивление, как такой умный и дальновидный политик, как Шепилов, оказался в этой компании, Кружков ответил:

— Да ведь в ней оказалось всё старое сталинское Политбюро. И Хрущёва оно сняло с поста Первого секретаря. Никиту спасла Фурцева. Когда Маленков, Молотов, Каганович, Булганин, Ворошилов и другие старики, посчитав, что дело сделано, ушли спать, Фурцева всю ночь названивала в области и республики секретарям, членам ЦК и срочно созывала их в Москву спасать Хрущева. Звонили в первую очередь тем молодым, кого Никита успел назначить уже после Сталина.

На другой день начинается Пленум. Маленков докладывает о решении Политбюро, а хрущёвская когорта со страшной силой начинает "нести" стариков. За ночь и речи уже написали. Не спал и Никита, и выступил с разгромным докладом против отступников и антиленинцев.

Тогда Хрущев предложил: никаких репрессий против антипартийной группы не применять, а только исключить главных зачинщиков из партии и послать их на хозяйственную работу в области.

Маленкова – директором электростанции в Сибирь, Кагановича – на Урал, директором Астбестовсокго горно-обогатительного комбината, Молотова – послом в Монголию, Сабурова – в ГДР… Рассовали их, рабов Божьих, в разные стороны, подальше от Москвы. А старика Ворошилова после его раскаяния со слезами оставили в Политбюро как безвредного.

Из стариков-сталинцев уцелел и Микоян, да ещё и стал Председателем Президиума Верховного Совета. Ну, этот при любых поворотах оказывался на поверхности. Он был даже двадцать седьмым бакинским коммисаром. И там выплыл…**

А Шепилов погорел по-глупому. Он даже не поддерживал решение Политбюро о снятии Хрущёва, а только сказал, что в руководстве должны произойти преобразования… Микоян отмолчался, а он высказался…

В минуты откровения, подкреплённого постоянным стремлением "сугрева" на жестоких уральских морозах, Владимир Семёнович часто восклицал:

— Эх, Володя, тёзка ты мой зелёный, держись подальше от этих сильных мира сего. Уж слишком паскудная у них жизнь при ближайшем рассмотрении. Постоянный страх, зависть, угодничество перед теми, кто выше тебя… Мерзость! Заклинаю! Держись подальше.