СИМОНА ВЕЛАР: ВЕДЬМА В ЦАРЬГРАДЕ

Глава 1

Май 957 года

Мальчишку Свенельд заприметил еще издали: шел паренек бережком Днепра, сума через плечо перекинута, серая рубаха с тонкой опояской, темные гладкие волосы отлетают при быстрой ходьбе. И собой такой ловкий да живой, в пору отрочества уже вступивший. А ведь Свенельд помнил его еще новорожденным глуздырем. Теперь же вон как вытянулся соколик, рослый для своих одиннадцати годков.

«Добрыня!» — улыбнулся про себя Свенельд. Ему нравился сын чародейки Малфриды, отцом которого все называли Малка Любечанина.

Варяг хотел было окликнуть паренька, но потом передумал. Они всегда шутили и баловались с Добрыней, вот и теперь властный воевода Свенельд решил подурачиться: сошел с тропинки к зарослям камыша, затаился. Думал выскочить резко, напугать. И вот сидел среди стеблей и ждал, а мальчишка все не подходил, замешкался, видать. Свенельд решил глянуть, что там, приподнялся… И тут же получил такой удар камнем в лоб, что упал навзничь, круша камыш. Если бы не шлем, то и к марам бы в беспамятство провалился.

— Загони тебя леший, Добрыня!.. — заругался Свенельд, тряся гудящей головой и пытаясь привстать среди трещавших и ломающихся стеблей. — Вечерняя заря, что ли, разум твой развеяла?

— Воевода Свенельд! — Мальчишка тут же оказался рядом, помог подняться. — Прости, ради ясного света. Но шлем у тебя, как у посадника любечанского, я за него тебя принял, вот и метнул камень из пращи.

— Видать, ты сильно любишь посадника из Любеча, — проворчал варяг, снимая шлем и потирая все еще гудевшую голову. — Вон как встречаешь. Или сынку ведьмы княгини не возбраняется прибить посадника камнем?

Добрыня смолчал. Он принял и отложил высокий шлем Свенельда, стал растирать ему лоб, запустил пальцы в светлые волосы варяга и зашептал негромко какой-то успокаивающий заговор. И вроде как помогло. Да и как иначе — Добрыня, сын известного лекаря Малка Любечанина, тоже постигал родительскую науку врачевания. Хотя, как на взгляд Свенельда, парню лучше бы в воины податься: рука у него верная, глаз зоркий. Вон как засадил камнем, самого воеводу свалил.

Видя, что Свенельд уже не сердится, Добрыня принялся объяснять:

— Я тут диких уток бил — в эту пору их много среди заводей и стариц. Вон, смотри, сколько набил, полная сума. И я уже домой возвращался, когда слышу — в камыше кто-то хоронится, шлем островерхий в отсветах заката блестит. Богатый такой… Ну чисто нашего посадника. Вот и подумалось: на хрена он тут шастает да подглядывает?

В черных глазах Добрыни горели искорки, длинные темно-русые волосы обрамляли его продолговатое лицо, нос был ровный, на подбородке красивая ямочка вырисовывалась. А когда улыбнулся, то совсем пригожим стал. Улыбка его — белозубая и светлая — была, как у Малфриды. На такую трудно не ответить. Свенельд беззлобно потрепал паренька по голове, но сказал со значением:

— В человека камнем метить — не дело.

Добрыня лишь подбоченился.

— Мне батя наказал следить за подступами к усадьбе. И если кто чужой появится — не допускать. Ибо у отца ныне дела свои и мешать ему не надо.

Ну, может, и так. Малк Любечанин — известный в округе лекарь-ведун: лечит раны, переломы, сглаз отводит, опухоли уменьшает. Знает он и травы, какие успокаивают боли в сердце, зубную ломоту и внутренние колики заговаривает, бывает, что и женщинам в трудных родах помогает. Но у Малка имелось еще одно знание, особенное: мысли угадывать он умел. Поэтому с таким, как он, непросто общаться, когда он о тебе все наперед знает, а уж женой такого быть — совсем нелегкое дело. Может, потому Малфрида и оставляла его порой — так думал о них Свенельд. Но сейчас варягу была нужна именно ведьма. Поэтому и сказал Добрыне:

— Ладно, убедился, что я не посадник, а теперь идем к твоим, говорить с ними буду.

Однако Добрыня застыл на дороге дубком, загородил путь.

— Сказано же — не пускать! Вот и ты обожди, покуда дозвола не будет.

Свенельд опешил. Кто это смеет ему приказывать? Ему, князю-воеводе, советнику единовластной правительницы Ольги, посаднику племен древлян и уличей! Да он сейчас!..

Но ничего не сделал. Даже застыл удивленно, не сводя взгляда с паренька. Добрыня, преграждая путь, стоял, слегка раскинув руки, и тесьма на его вороте разошлась, открывая взору варяга среди обычно носимых на шее оберегов еще один, непривычный. Свенельд даже потянул за бечевку, шлепнув парня по пальцам, когда тот хотел помешать.

— Что это у тебя, малец? — спросил воевода, разглядывая небольшой деревянный крестик на шнуре. — Неужто ты к поганым христианам подался?