Максимов Юрий - Предпоследнее дознание

- Так...

- А я чувствовал за этим ложь. Не может жизнь человека ограничиваться только коробкой и червями. Должно быть что-то иное. Совсем иное. И вот Тонн, основатель "Дознания", словно вывернул и показал иную, светлую изнанку жизни и сказал: "вот, ребята, вот оно, то самое, что вы чувствовали, но боялись признать, о чём вам столетьями лгали болтуны, придите и потрогайте. Оно реально!" И мне, в общем, захотелось придти и потрогать.

- Не разочаровались?

- Напротив! Это затягивает. Конечно, рутина утомляет, когда нужно перекапывать "блестяшки"...

- Что?

- Так мы называем корыстные добрые дела. Как правило они всплывают первыми, среди них и приходится искать настоящее золото. Скурпулёзно перебирать, проверять, испытывать. Корысть - главный принцип, лакмусовая бумажка, по которой можно отличить элемент лакированной коробки от той самой светлой изнанки.

- А вам не кажется, что для многих людей ваши отчёты по дознаниям - тоже лишь элемент коробки?

- Может быть. Тут уж каждый решает сам. Но кто захочет ощутить - ощутит. Потому что мы действительно стараемся откопать настоящее. Наверное, как древние золотоискатели. Перекапываешь кучу грязи и пустой породы, зато какая радость, когда находишь настоящий слиточек!

- И обязательно находите? - сощурился профессор.

- Как правило. Хотя и не всегда. Настоящие добрые дела тяжело искать. Их не документируют. О них забывают. Свидетелей как правило нет, или очень мало. Обстоятельства... неоднозначны. И метод колации как раз должен помочь. Ведь сам человек знает о себе заведомо лучше других.

Харчевский приподнял уголки губ, а потом неожиданно посерьёзнел.

- Ещё я хотел спросить. Вы сказали, что встретились с Катей...

- Ваша дочь? Не встречался, разговаривал по связи.

- И как она... там?

- Мне сложно с чем-то сравнивать. Судя по всему, глубоко переживает то, что с вами случилось.

- Вот как... А Саша что? Вы вроде и с ним говорили.

- Наш разговор был достаточно официален.

- Понятно. А на кафедре вы были?

- Нет. Сегодня собираюсь заглянуть. Учебный год уже начался.

- Интересно, кого они там вместо меня поставили? - Харчевский помедлил, разглядывая поцарапанные плитки ламината под ногами, - А эта как живёт? Ну, моя бывшая?

- Эдуард Васильевич! Думаю, у меня нет той информации, которая вас интересует. Мы слишком много времени пускаем на посторонние разговоры. Вот уже который день. Давайте вернёмся к нашему делу.

- Но ведь я назвал вам факты. Разве этого мало?

- Сегодня мы не успеваем уже толком поговорить. Но прошу вас: подумайте ещё. Повспоминайте. Чем больше, тем лучше. Кстати, куда вы дели мух?

- А, заметили наконец? Выгнал их наружу, когда ещё дыра была.

- Хм! Умно. - часы пикнули, - Мне пора.

* * *

Семь высоких окон, залитая светом профессорская с массивной мебелью, запах высохшего дерева и бумажных книг, интеллигентные старцы в пиджаках, вежливые улыбки.

- Ну конечно, Эдуард Васильевич... замечательный человек... отличный специалист... опытный преподователь... интересный собеседник...

Много общих слов, но любые попытки перейти к конкретике сразу упирались в стену замешательства и недоумения.

Проректор по учебной части, солидный мужчина с совиным лицом и внушительными бровями, проводил следователя на курс, где преподавал Харчевский. Пока шли через длинный людный коридор, мимо дверей и стендов с расписаниями и списками, Павел успел набрать на мобильнике и отправить приглашение младшей сестре на субботу.

В старых университетах поневоле чувствуешь себя маленьким. А всё оттого, что пространство увеличено. Бесконечные лестницы, колоссальные поточные аудитории, коридоры с высокими потолками, и ты, букашка, ползаешь где-то внизу, у подножия этого святилища науки... Или это, напротив, чтобы юные пытливые умы не привыкли стеснять себя низкими потолками?

Вошли в аудиторию одновременно со звонком. Огромный зал с портретами деятелей науки по стенам. Пёстрые группки усталых студентов на уходящем вверх амфитеатре парт. "Надо будет Соне сказать, что она неоригинальна" - ехидно подумал Павел, приметив во втором ряду девицу с малиновой гривой.

Карева подвели к кафедре. Разумеется, и проректора и молодого преподавателя пришлось попросить удалиться. Не смотря на это, вытащить что-то из "юных пытливых умов" оказалось ещё сложнее, чем из интеллигентных старцев.

Студентки хихикали и рисовались, парни зевали и морщили лбы

- Ну, преподавал... Зверь-мужик, выше четвёрки никому не ставил... Читал с "планшетки", удавиться можно было... Да не, нормальные лекции...