Горшков Александр: Самарянка

И снова все дружно загоготали.

– Не твоя печаль, куда еду: к старухам или старикам, – огрызнулась Ольга. – Если сказать больше нечего, то давай назад мои бумаги и досыпай дальше. Приятных снов!

Смех поутих, и дежурный уже мирно спросил ее:

– Ты хоть знаешь, как туда ехать? Это ведь что даль, что глушь: ни дорог, ни света, ни телефона – ничегошеньки! Едешь ты, голубка, на добровольную каторгу – вот что я тебе скажу. А зачем? Ей-богу, не пойму.

Дежурный умолк, снова уткнувшись в бумаги, а потом уже вполне миролюбиво добавил:

– Ладно, посиди в зале, с рассветом тебе мы чем-нибудь поможем. А хочешь – посиди с нами, пообщайся. Монашки нас не каждый день навещают. Может быть, послушав тебя, мы тоже рванем в монахи, а?

И многозначительно подмигнул двум сержантам. Те снова поддержали шутку начальника веселым ржаньем. Ольга молча забрала документы со стола и так же аккуратно сложила их обратно в пакет.

Дежурный посмотрел в окно, сладко потянулся, хрустнув суставами:

– Светает помаленьку…

Ольга вышла из дежурки. За окном действительно забрезжил рассвет. Она прошла через весь зал ожидания и по указателю направилась к туалету. На перроне между тем стали появляться первые завсегдатаи вокзальной жизни – торговцы пивом, водой, пирожками, рыбой, дешевыми детективами и прочей всячиной, без которой большинство пассажиров не представляют своих поездок по железной дороге.

В туалете Ольга подошла к грязному забрызганному зеркалу, повесила на крючок сумку, достала мыльницу, старенькое полотенце. Кран открывать не было нужды: вода текла из него непрерывно тонкой струйкой. Подставила ладони, набрала воды и ополоснула лицо.

«Вот так, подруга, – мысленно сказала она, вглядываясь в зеркало, – слыхала, куда едешь? В глушь. На каторгу. Из одной тюряги в другую. И девчонки тебя о том же самом предупреждали. Теперь «мусорня»[6] беспокоится, как бы не пропала даром твоя краса лебединая».

Набрала холодной воды и снова ополоснула лицо, смывая последние следы бессонной ночи. Синие, почти васильковые глаза стали сразу прозрачнее, светлее. Затем освободила волосы, стянутые сзади в один тугой узел, и они рассыпались по плечам – черные, почти смоляные. Распущенные волосы еще больше подчеркнули почти картинные черты ее лица: правильный овал, высокие скулы, гладкий выпуклый лоб и взметнувшиеся на нем, словно слегка удивленные, черные брови. Тонкий прямой нос, красивые чувственные губы, небольшой упрямый подбородок придавали лицу то обаяние и притягательную силу женской красоты, от которой так сразу взгляд не оторвешь.

Ольга обратила внимание на едва заметные, но уже наметившиеся морщинки внизу от уголков губ.

– Старуха, – недовольно отметила про себя и, расчесав волосы, снова стянула их в плотный узел.

На выходе ее остановили две невесть откуда появившиеся молоденькие, ярко накрашенные девчонки:

– Эй, закурить не найдется?

– Бросила, – ответила им на ходу Ольга.

– Чего так? – насмешливо услышала вдогонку. – Здоровье слабое или мама не велит?

Ольга на секунду остановилась и посмотрела на них: подмывало ответить чем-то достойным на их намеки, но не стала. Зашла в зал ожиданий – и остановилась: прямо на нее шел знакомый милицейский патруль.

– Ну что, накурилась? – нагловато спросил один из них, меряя Ольгу взглядом с головы до ног.

– Накололась, – в тон ему ответила Ольга. – И «дряни»[7] наглоталась. Проверять прямо тут будете или опять в свой гадючник потащите?

– Что-то ты, красавица, слишком осмелела, – подключился второй, – смотри, как бы мы тебе не испортили настроение с утра пораньше.

– Да уж вы если кому-нибудь не испортите его, то, наверное, потом целый день как оплеванные ходите, – буркнула Ольга.

– Поговори еще, – стараясь напустить на себя важности, снова оборвал ее первый. – Мы тебя всюду обыскались. Пошли в дежурку.

– Господи, как вы мне все надоели, – вздохнула Ольга, предчувствуя продолжение ночных расспросов.

Войдя в дежурное помещение, она увидела там, кроме уже знакомого милиционера, парня лет двадцати пяти. При появлении Ольги все сразу замолчали, а незнакомец, повернувшись всем корпусом к вошедшей Ольге, стал ее с любопытством бесцеремонно рассматривать. Было видно, что речь шла именно о ней.

– Наверное, уже настучали кому–то, – подумала Ольга.

Но дежурный развеял ее опасения. Кивнув на нее, он с ухмылочкой обратился к своему собеседнику:

– Вот тебе, Павлуша, попутчица. Смотри, не обижай и не вздумай шалить, а то греха потом не замолишь вовек. Боженька тебя за будущую монахиню Гаевскую крепко накажет.