Горшков Александр - Самарянка

– Держи, Бакса! – и кинула ей назад намыленную губку.

...Ольге стало противно, она потерла ладонями виски и повернулась на другой бок, стряхивая с себя мерзостные ощущения, но, словно наваждение, увидела еще одно знакомое лицо, вызвавшее новую волну неприятных воспоминаний из лагерной жизни. Ольге теперь вспомнилась «дубачка», встретившая ее в первые дни на зоне.

– Марш в «автобус»! Шевелись! – услышала она прокуренный, вечно простуженный голос этой надзирательницы, когда та преградила дорогу спешившей в барак Ольге. Удивленно посмотрев по сторонам, она не увидела никакого автобуса, куда ей велели идти.

Надзирательница злорадно рассмеялась и тут же закашлялась:

– Марш в «автобус», стерва! Где твоя бирка? – и она грубо ткнула короткой резиновой дубинкой прямо в грудь вконец растерявшейся Ольги. И только теперь та все поняла: она второпях забыла пришить нагрудную матерчатую бирку с собственной фамилией и именем, что было обязательным атрибутом одежды заключенных. Ее ж отсутствие влекло за собой немедленное дисциплинарное наказание.

– Шевелись, шевелись! – надзирательница снова ткнула той же резиновой дубинкой, но уже не в грудь, а в правое плечо Ольги, разворачивая ее в сторону небольшого административного дежурного здания. – Там тебе покажут наш «автобус». Для таких, как ты, местечко в нем всегда найдется.

Не смея что-либо возразить, Ольга побежала к двери, на которую показала «дубачка». Отворив ее, она очутилась в насквозь прокуренной дежурке, где за одним большим квадратным столом сидели офицеры – мужчины и женщины. Стол, за которым они отмечали какое-то событие, был заставлен бутылками из-под водки и пива, открытыми банками из офицерского пайка. В комнате было настолько шумно, что на приход Ольги почти никто не обратил внимания.

– Тебе чего? – наконец, подошел к ней офицер в очках с повязкой дежурного на рукаве.

– Мне куда, – робко ответила ему Ольга. – Приказано идти в какой-то автобус.

Эти слова не вызвали у офицера ни удивления, ни смеха – ровным счетом никаких эмоций. Наверное, сажать нарушителей дисциплины в некий «автобус» давно вошло у него не только в обязанность, а даже привычку.

– Прошу следовать за мной, мадам-с, – несколько развязано сказал он, посмотрев подвыпившими глазами на Ольгу. – Не захотела есть хлеб с маслом на воле, так теперь, красавица, жри баланду с черным хлебом да катайся в нашем «автобусе».

И тут Ольга узнала в этом развязанном офицере голос того самого Шурика, который встречал ее, когда она впервые ступила на территорию зоны. Он отпер большим, похожим от амбарного замка, ключом обитую железом дверь и подтолкнул туда Ольгу.

– Милости просим, – безразличным голосом сказал он. – За малейший шум буду добавлять по полчаса. Приятного путешествия!

Ольга пригнула голову и в таком полусогнутом положении даже не вошла, а втиснулась в невероятно маленькую комнатушку без окна, где кроме нее уже стояли три женщины. Одна из них, не говоря ни слова, указала взглядом на то место, которое было предназначено для Ольги. Та хотела что–то уточнить, но женщина одной рукой слегка зажала ей рот, а другой приложила указательный палец к своим губам, давая понять, что от нее требуется полное молчание. Она согнулась еще ниже и в таком положении встала на указанное ей место.

В комнатке, служившей в прежние времена складским или иным подсобным помещением, было не только тесно, темно, но и невероятно душно и сыро. Тут не было ни нар, ни табуреток – вообще ничего, на что можно было бы сесть или хотя бы опереться.

«Вот оно что, – подумала про себя Ольга, – вот что это за автобус. Тесно, как в сельди в банке».

Она почувствовала, как вдруг прямо по ее ногам пробежала мышь. Ольга от испуга и охватившего омерзения захотела вскрикнуть, но тут же получила удар в бок острым локтем своей соседки.

Запах сырости смешался с запахом тяжелого женского пота. Одна из стоявших сняла с себя платье и утирала им лицо. Совсем еще молоденькая девчонка то и дело закрывала рот рукой, пытаясь подавить рвотные позывы, возникавшие у нее от этих тошнотворных запахов. А за плотно закрытой дверью слышалось продолжавшееся веселье, музыка и хохот.

…Ольга снова перевернулась на бок лицом к иконе Богоматери, освещенной огоньком лампады. Она смотрела и смотрела на этот крошечный огонек, отчего ей показалось, что он стал мерцать еще больше.

Неприятные воспоминания постепенно отошли от нее, и теперь Ольге вспомнилась Таня, ее худощавое, с нездоровым серым оттенком лицо – явным признаком туберкулеза. От постоянного недоедания, холода и нарушений элементарной гигиены этой заразой на зоне болели многие. Но у этой девчонки болезнь прогрессировала. Первый раз Ольга увидела Таню рядом, когда сама лежала в больничном изоляторе с подозрением на тот же туберкулез.