Петров Александр: Царский телохранитель

– Что, Ванечка, связали соколу крылья быстрые! Не слетать тебе в небо вольное, не напиться воздуха синего! – запричитали девки, прыская в ладошки, стреляя шальными очами в поникшего героя.

– Нельзя ему! – рыкнул десятский.

– Струсил Ванька? – заблеял Шурка Рябой, давний завистник и мелкий пакостник.

– Может, кулаками и не могу драться, а ну как выдерну вон тот кол, – Ваня показал на бревенчатую стойку с голову толщиной, на которой висела холстина навеса от дождя, – да колом-то по макушке поглажу.

– Я те «поглажу»! – зарычал десятский. – Про это забудь. А вы, соколики, начинайте. Что стали? Стенайтесь помаленьку!

В тот вечер Ваня от обиды впервые напился. Вообще-то отец его с детства учил: «Первая рюмка колом, вторая – соколом, а за третьей тянется только горький пьяница». Но вот после дурашливой драчки «в лёгкую», до первой кровушки – не интересно стало без Ваньки, раскидывающего одной левой троих, да расталкивающего одной правой пятерых – подбежал к Ивану, хмурому да поникшему, Шурка Рябой и предложил испить свежачка на березовых почках. Ну, принял кружку, потом еще одну и еще – как воду пил, только жарко стало. А тут, откуда ни возьмись, Валька Чернушкина на нём повисла, руками словно ведьма космами обвила, речами ласковыми очаровала, в лес тёмный увлекла. …То же было на второй день Светлой седмицы, а вечером на третий день отец дождался Ваню, спать не ложился, а как тот вошел в избу, к-а-ак кулаком по столу грохнет!

– Хватит озоровать, перед людьми нас позорить! Ищи невесту, женить тебя будем, пока вовсе не испоганился!

– Да где её найдешь? – растерялся сын.

– Ну а коли так, то завтра поедем сватать дочку друга моего закадычного Данилы Антоныча – Дуню.

– Да она того, – почесал Ваня затылок, – смешливая какая-то…

– Вот и будете два пересмешника жить, да детишек промеж смеха рожать. Тут и мы все посмеёмся на радостях.

Да чего там душой кривить, Дуня Ивану всегда нравилась: легкая такая, добрая, доверчивая девочка, улыбалась всегда. Как идти куда, следом за взрослыми, всегда Ваню за руку брала и сызмальства смотрела на него с восхищением. Опять же личиком приятная, голубоглазенькая, губастенькая, волосики светлые пышные всегда из-под платочка выбивались, прядками пушистыми по лицу прыгали, коса толстая, тугая с лентой и бантом, по спинке ровной каталась.

В общем, недолго им гулять-миловаться пришлось: страда навалилась, от зари до зари не разогнешься. Лишь по воскресеньям на часок-другой вырвешься, слётаешь на Орлике в Криушу, да по старинному парку с вековыми липами и яблонями чуток пройдешься… По осени того же года свадебку справили, а скоро уж и сынок родился Тимоша, а следом – Катюша.

Служба

Не успел оглянуться, как и двадцатилетие справили и урядник самолично повестку принёс из Лукояновского уездного по Воинской Повинности Присутствия: в армию пора! Только уездные отцы-командиры, увидев, как Иван потолок макушкой подпирает, головами завертели и занекали:

– Этот нам весь строй порушит, куда такую каланчу!

– Да что же мне, вашгродь, на коленях по плацу ползать, что ли? – воскликнул Ваня в сердцах.

– Зачем, на коленях, – улыбнулся половиной лица седой капитан со шрамом на щеке. – Есть такая часть – Императорская Российская Гвардия, туда-то мы тебя и отрядим. Там в самый раз ко двору придешься.

…И вот Иван Стрельцов стоит в строю новобранцев в Михайловском манеже Санкт-Петербурга. Перед ним остановились трое полковых командиров и принялись спорить между собой:

– Этот мне в самый раз подойдет. Глядите, мой «типаж» – бородатый и рыжий! Этот наш, лейб-гвардии Московский!

– Нет, господа, – встревал второй, – Он же курносый! Такие русаки Рязанские нам нужны, в Павловский полк.

– Да с какой стати он ваш, господа? И вовсе он не рыжий: у него волосы русые с золотинкой! И нос у него прямой и вовсе не курносый – вот извольте взглянуть в профиль! – Лицо оробевшего Ивана бесцеремонно повернули цепкие пальцы в белых перчатках. – Ваше превосходительство, – обратился полковник Погоржельский к седоватому генералу, – этот рекрут по всему видно: наш типаж, лейб-гвардии Семеновский!

– Ладно, Виктор Викторович, берите к себе в Семёновский! Государю Императору такой молодец уж точно приглянется. – И по-свойски подмигнул оторопевшему Ивану.

Первые месяцы службы казались неожиданно тяжелыми. Занятия в учебной команде, построения, строевая подготовка – не составляли труда. Но что сделаешь с внутренними часами? Иван по привычке просыпался в пять утра и лежал два часа до побудки, лежа читал молитвослов, Краткие жития святых, писал домой. Да и Петербург – нет, нет, да и напомнит о себе столичными нравами.