П.А.Сарапульцев - Гомосексуализм и пропаганда гомосексуализма с точки зрения либерализма и биоэтологии

Интересно, как это покажет дальнейший разбор доводов “за” и “против” закона, что отношение к нему у либералов противоречит их собственным принципиальным убеждениям и высказываниям.

Второй обращающий на себя факт заключается в воинствующей антинаучности и не требовательности к своим доводам многих противников закона при одновременной повышенной требовательности к доводам оппонентов.

Так Юрист Максим Черниговский вначале честно признаётся: “Я, конечно, не эксперт в вопросах сексологии”, а потому позволяет себе судить “с точки зрения формальной логики и здравого смысла”, но тут же огульно обвиняет своих противников в том, что “большинство людей, которые говорят или пишут подобное, не слишком задумываются над смыслом своих слов” и требует от автора законопроекта представления “в своей сопроводительной записке ссылки на результаты серьезных научных исследований, заключения экспертов по поставленной проблеме и т. п.”. (17) Кому-кому, но юристу-то непростительно не знать классическое юридическое положение - ignorantia non est argumentum (незнание - не довод).

Трудно признать за довод и заявление руководителя молодежных и образовательных программ общества “Мемориал ” Ирины Щербаковой “Я видела в Германии гей-парады, но что-то не видела детей, которые принялись бы насилие применять или стали бы все геями”. (8)

Но уж совсем непростительно для такого блестящего полемиста, как главный редактор журнала “The New Times” Евгения Альбац, в ответ на цитату из выступления президента Института исследования семьи Пола Кэмерона: “У России есть редчайшая возможность для того, чтобы избежать печальной участи западных стран, признавших гомосексуализм некоторой моральной нормой, и сделать осознанный выбор в пользу своих традиций и нравственных ценностей”, гордо заявлять “Я не знаю такого человека, его не знает никто…. этот не ваш не пойми какой Кэмерон… вытащили кого-то из погребов”. (2)

И как часто бывает в России, отсутствие аргументов заменяется прямым оскорблением противной стороны. Ибо никак иначе не объяснить обвинения сторонников принятого закона в том, что он вводит фашизм (2), да ещё и “такой ползучий фашизм”, почему-то сочетающийся с “совершенно средневековым мракобесием”. (2)

То, что эти противники нового закона пусть даже неосознанно употребляют понятие фашист, как бранное слово русского языка, характеризующее крайне злобных и агрессивных людей (Словарь Ефремовой), варваров (Словарь русских синонимов), подтверждается явной надуманностью их ответов на вопрос Е. Альбац: “А фашизм - в чем?”. Оказывается в том, что введённый закон отрицает “социальную равноценность традиционных и нетрадиционных брачных отношений” (2), и что он “предлагает признать, что… тот процент населения, который предпочитает гомосексуальные связи, хуже”. (2)

Конечно, вышеуказанные критики прекрасно понимают, что приводимые ими обоснования, скорее всего, попадают под термин сексизма - половой дискриминации по признаку пола или гендерной идентичности (18), но сексизм бранным словом не является, и поэтому они его для характеристики оппонентов не используют.

Понятно, что обижаться на сверх эмоциональных и недостаточно образованных людей, в общем-то, бессмысленно. Жаль только, что в азарте развернувшейся дискуссии некоторые действительно высококультурные противники закона, такие как Николай Сванидзе, оправдывают их тем, что “какой закон, такие и действия ответные”. (1)

Естественно, что помимо оскорблений у противников принятия закона о запрете пропаганды мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности среди несовершеннолетних имеются и более весомые аргументы.

Из них наиболее часто используется утверждение в неправомочности введения в закон понятия пропаганда. При этом для начала ставится под сомнение само понятие “пропаганда”. И если для одних “понятие “пропаганда гомосексуализма” слишком размыто” (17), то для других оно вообще не понятно и заставляет их для начала патетически вопрошать: “А что такое пропаганда?”, (1, 9) и, не получив ответа из воздуха, возмущаться тем, что “в этом законе питерском не прописано, что такое пропаганда”. (1)

Если учесть, что даже юрист Максим Черниговский считает, что “словосочетание “пропаганда гомосексуализма” - какая-то бессмысленная комбинация слов. С тем же успехом можно “пропагандировать” восход солнца и закат” (17), то может быть действительно “… никем не сформулированы… критерии пропаганды”? (1)