Виктор Соколов - Мастерская Бога

Свой разум,

Мужество

И силу

Он eй единой посвящал.

И был покорен день тому,

Кто над землей,

Тайгой

И Сопкой

В граните стыл.

И мы высоко

Наш путь сверяли по нему...

... Мальчишкой

Много лет назад

Я обмирал в таежье диком

Пред этой каменной

Под ликом

Стеною,

Лезшей мне в глаза.

Над нею, в небе вознесён!

(по правилу лишь он с усами...)

Стоял Великий

Самый...

Самый…

Кем всяк обласкан и спасён.

Ко мне он левою щекой

Повернутый.

И чуть склоненный,

Был в будущее

Устремленный.

А с правой Стороны - какой?..

Вокруг скалы я делал шаг.

Я взглядом

Продолжал привычно

Его лицо. И... необычно

Затихший звон

Застрял в ушах.

Вверху... Внизу...

(кому пенять?)

Разрушенный ветрами

Камень.

Я обхватил его руками,

Должно быть силился понять...

Когда я после,

Отлистап

Полкниги жизненной устало,

В моих глазах

Гранитный Сталин

Знакомым профилем

Предстал.

Тогда,

Не зная почему,

Смутило голову броженье -

Былые наши достиженья –

Они, что: памятник ему?..

Но рассуждал я в давний Миг,

Не так

Но, слабый, я шатался.

Видать до дури начитался

Продажных

И газет, и книг.

Познавший истину потом,

Ногами изнемог

Над бездной -

Одною в зрелости железной,

Другою в детстве золотом.

Я на любви воспитан был,

Я был на верности воспитан.

Я жизнью был на них

Испытан,

Остался верен. И любил...

И если жизни зачерпнуть

Пришлось однажды

Чашей полной,

Отныне вольно и невольно

Нам прошлого не зачеркнуть.

… На сопке

Над сияньем стали,

Открывшись

И тяжел, и груб

Стоит

Скалистой глыбой Сталин,

Из камня вышедший по грудь…

Плечом

Раздвинув сумрак ночи,

Он видит цель...

А в свой черед

Составу

Стрелочник-рабочий

Освобождает путь вперед.

И... спущенной,

Курка пружиной,

Не признающего покой...

Грохочет вдаль неудержимо

Железный поезд над рекой.

Мой друг Борис Ифугин

Лично, -

Не дрогнет верная рука, -

Вождю дает салют привычный –

Три торжествующих гудка...

Часть первая

Полз паровоз, состав мотая

Туда-сюда,

сюда-туда.

Тайга, от солнца золотая,

В окно вплывала.

И стада

Пушистых облаков над нею

Кричали в синь до хрипоты.

На горизонте, каменея,

Вставали дикие хребты.

Давно остались за спиною

Поволжье,

Вздыбленный Урал.

Тащился поезд, будто Ноев

Ковчег.

И горестный хорал

Вздымал

С немой молитвой в небо,

Должно быть, требовал венца.

Вагоны -

Кто в них только не был –

Стонали грузно без конца.

Сквозь их оконные решетки

Из сотен глаз

Тоска лилась...

И однопутка нитью четкой

Вдоль рек порожистых

Вилась.

Она двоилась

В черных плесах,

Сияньем солнечным лучась.

Наматывалась на колеса,

Чтоб убывать за часом час.

Ей не было конца и края

Дороге этой.

И над ней

Плечами с шумом напирая

На выступы седых камней,

Дым вился, поначалу стоя...

Потом стелился...

А потом

На ребра

Жестких сухостоев

Напарывался животом...

Уже проплыли мимо окон

И Верхнеудинск, и Чита,

Отмеченные зорким оком..

.

И отчуждения черта

Легла меж ними и составом,

Уставшим день и ночь идти.

Уже здесь

Книга верст версталась

Второго главного пути.

Вдоль полотна

Сновали люди –

Таскали рельсы,

Жгли костры...

Теперь в полузабытом гуде

Те впечатления остры.

Но в дни,

Когда свое крещенье

Принять готовилась толпа,

Тупыми были ощущенья,

И даже боль была тупа.

И ноги между тем месили

Откосы в круговерти дней.

В тот самый год

Страна Россия

Жила дорогой.

И о ней

Ее и помыслы, и думы.

И поезд шел, качая даль.

Качались в такт

Винтовок дула.

В глазах качались

Глыбы льда.

В купе, набитом до отказа –

(почти что

двадцать пять с трудом)

По воле грозного указа

Отныне превращенном в дом,

Ютились зеки (так селедки,

уложенные в ряд, лежат...)

И по бокам,

И посередке –

И каждый до предела сжат.

Здесь повороты по сигналу.

Путь без поблажек

И без льгот.

Судьба их в партии собрала

Не на один длиннущий год...

А годы зековы - резина –

Жуешь

И молча тянешь все ж...

Котомки сроком нагрузили