Фредерик Перлз - Эго, голод и агрессия

Повторение действия для достижения мастерства является ядром его развития. Механическое повторение без совершенствования имеет цель, враждебную органической жизни и «креативному холизму» (Смутс). Интерес поддерживается лишь до тех пор, пока задача не окончена и находится под рукой. Как только она оказывается завершенной, интерес пропадает, пока новая задача не возбудит его заново. Не существует никакого сберегательного банка, из которого организм (согласно теории либидо) мог бы брать необходимый интерес в кредит.

Вынужденные повторения никоим образом нельзя считать автоматическими. Напротив, это энергичные попытки решить злободневные жизненные проблемы. Потребность в друге, по сути, — здоровое проявление желания контакта с другими людьми. Постоянно испытывающий разочарования человек занимает невыгодную позицию лишь потому, что ищет себе идеального друга. Он может отрицать не удовлетворяющую его реальность в мечтах или даже в галлюцинациях; он может попытаться сам стать своим собственным идеалом или переделать характеры друзей, но ему не удастся достичь исполнения своих желаний. Он не замечает основной ошибки: поиска первопричины своих неудач в неверном направлении — вовне, а не в себе. Он видит в друзьях виновников своих разочарований, не осознавая того, что в этом повинны его ожидания. Чем более идеалистичны его ожидания, тем менее они соотносятся с реальностью, и тем более сложной окажется задача установления контакта. Эта проблема останется неразрешенной, и вынужденные повторения не прекратятся до тех пор, пока он не подгонит свои несбыточные ожидания к реальным возможностям.

Навязчивые повторения ни в коем случае не механические и омертвевшие, но представляют собой живые явления. Я никак не возьму в толк, каким образом кто-то может вывести из их существования мистическое влечение к смерти. Это один из тех случаев, когда Фрейд потерял под ногами твердую почву науки и углубился в область мистики, подобно Юнгу с его особым подходом к теории либидо и концепцией коллективного бессознательного.

Не мне решать, что же все-таки побудило Фрейда к изобретению теории влечения к смерти. Возможно, болезнь или приближающаяся старость заставили его желать существования такого влечения к смерти, которое бы разряжалось в форме агрессии. Если бы эта теория была верна, любой достаточно агрессивный человек обладал бы секретом продления жизни. Диктаторы жили бы ad infinitum (вечно).

Фрейд попеременно использует термины «нирвана» и «влечение к смерти». Тогда как ничто не может подтвердить существование инстинкта смерти, инстинкт нирваны имеет некую основу. Может показаться, что термин «инстинкт» не подходит и что его следует заменить словом «тенденция». Любая потребность нарушает равновесие организма. Инстинкт указывает на направление, в котором это равновесие нарушено. Фрейд осознал это правило применительно к половому инстинкту.

У Гете была теория, напоминающая фрейдовскую, но для него нарушителем человеческой «любви к безусловному покою» выступало не либидо, а разрушение, символизируемое Мефистофелем. Но этот покой не безусловен и не длителен. Удовлетворение восстанавливает организмический баланс и приводит организм в состояние покоя, длящегося лишь до тех пор, пока новый инстинкт не предъявит свои требования.

Принимать «инстинкт» за тенденцию к поддержанию равновесия — то же самое, что принимать товар, взвешиваемый на весах, за сами весы. Мы можем назвать это врожденное стремление к восстановлению покоя посредством удовлетворения инстинкта «влечением к нирване».

Постулирование «инстинкта» нирваны может также оказаться следствием принятия желаемого за действительное. В те короткие периоды времени, когда наш организм уравновешен, мы испытываем покой и счастье, вскоре разрушаемое новыми запросами и потребностями. Зачастую нам хотелось бы изолировать это чувство отдохновения, выделив его из цикла «инстинкт-удовлетворение», и продлить подольше. Я понимаю, что индусы в своем неодобрительном отношении к телу и его страданию, в своих попытках убить все желания провозглашали состояние нирваны конечной целью нашего существования. Если влечение к нирване есть инстинкт, я ума не могу приложить, зачем они тратили столько энергии для достижения желанной цели, если инстинкт сам заботится о себе и не требует никаких сознательных усилий.

К сказанному о так называемом «влечении к смерти»24 можно добавить куда больше. Прозрение его истинной природы могло бы состояться давным-давно, если бы ученики Фрейда, в числе которых в прошлом был и я, зачарованные его величием, не проглатывали все, что он изрекал, словно какое-то религиозное откровение.