Фредерик Перлз - Эго, голод и агрессия

Возможно, наиболее ценным результатом практики внутренней тишины является достижение состояния пребывания «по ту сторону оценивания» (по ту сторону добра и зла), т.е. подлинного видения и определения истинной ценности взаимодействий и фактов.

Глава 7. Первое лицо единственного числа

В ходе выполнения упражнений по визуализации мы обнаружили, что смена нашего отношения к вызываемым образам — от «картины возникают в нашем сознании», на «мы сами смотрим на эти картины» — повлекла за собой улучшение функций Эго. Пассивное отношение сменилось более активным. Это относится к общей активности, свойственной центробежному характеру поведения организма, который является гораздо более определенным, нежели рефлекторная теория или религия пытаются нас убедить. Ранее я показал, что Эго символизирует свершившийся факт идентификации, таким образом, если мы не идентифицируем себя с образами, проецируемыми нами вовне или внутрь себя, мы лишаем себя жизненно важной функции.

Обычно на ум приходят лишь образы, связанные с нашими проблемами, незавершенными ситуациями и потребностями организма. Кроме этих образов, указывающих на реальные запросы, перед нашим внутренним взором проходят многие картины, вызванные нами исходно либо в качестве иллюстрации наших идеалов, либо в качестве сопротивлений в пику осуждаемым эмоциям. Как только мы поймем, что ни один из этих образов, даже сон наяву, не возникает без особой на то причины, мы должны будем начать более ответственно относиться к «работе ума».

Можно сказать, что картины, которые мы произвольно вызываем в уме, как правило, являются сопротивлениями, а не выражают первичную потребность. Но даже и в этом случае рекомендуется отождествить себя с каждой новой картиной и сказать себе: «Я мысленно вижу такого-то и такого-то человека». Избегание ответственности и избегание языка Эго тесно связаны. Поскольку ответственность очень часто оказывается сопряжена со стыдом, виной и наказанием, неудивительно, что люди нередко устраняются от ее принятия и отрекаются от своих поступков и мыслей.

Когда военный медик сталкивается с сомнительной хворью, он оказывается в ситуации конфликта, в значительной степени обязанного своим возникновением его неуверенности и неспособности решить, кто ответственен за это. Следует ли ему доискиваться причин или целей? К примеру, симулянт придумывает «причину» своего заболевания, и военный медик действует в соответствии с этой причиной. Головные боли и боли в спине, амнезия и несварение вызываются более-менее просто, но если сами они не являются достаточными доказательствами, он вовлекает в дело прошлую болезнь, и это происходит не в виде механической регрессии, а с целью фабрикования причины, исторического факта, засвидетельствованного бывшими его докторами. Лишь тогда, когда военный медик побеждает в этом мысленном противостоянии, он осмеливается сказать, что ответственность за заболевание лежит не на «Оно», а на «Я» пациента. Лишь тогда удается ему распознать цель, а не причину.

В нашем обществе часто бывает очень трудно использовать язык Эго. Предположим, что вы поздно легли спать и вам неохота подниматься с постели. Вы опаздываете на работу. Скажете ли вы своему начальнику: «Я не хотел подниматься с постели», или же выдвинете в качестве прикрытия автобус, не пришедший вовремя, вышедший из строя лифт, головную боль, которой могло и не быть? Вообразите только, какая буря поднимется, если вы скажете ему правду. Однако ситуация меняется, когда вы можете быть правдивым, будь то с самим собой или с друзьями. Но даже если вы представите, что кристально честны с собой, вы все-таки можете ошибиться. Как часто вы раздражались из-за автобуса, который «вот-вот ушел», вместо того, чтобы признаться себе, что не успели на него, потому что копались и медлили?

Еще трудней оказывается понять, что все невротические симптомы продуцирует не загадочное «Оно» или «либидо», а мы сами, что, как я уже упоминал ранее и намереваюсь показать в будущем гораздо более детально, мы напрягаем мышцы и тем самым вызываем появление тревожности, фригидности и т.д.

Важность этой идеи заставляет вновь и вновь обращать на нее внимание читателя. Без принятия полной ответственности, без превращения невротических симптомов в сознательные функции Эго, излечение невозможно. Мы можем и не впадать в крайности, присущие обсессивному типу, заявляющему, будто «в мозгу у него появилась мысль», вместо того чтобы сказать: «Я подумал то-то и то-то» — хотя лишь очень немногие из нас на самом деле полностью освободились от подобной манеры говорить. Когда речь заходит о снах, большинство готово признать — «Я» видел это во сне; но когда во сне они убивают кого-либо, они отрицают, что сами вообразили убийство и отказываются принять на себя ответственность, ссылаясь на то, что это был лишь сон.