Катарина Валентэ - сказка

-Меня зовут Сентябрь, - мягко сказала она, узнав свой писклявый голос, которым всегда говорила в своих снах.

-Разумеется, Октябрь, - согласился молодой человек, - Но чтобы тебя слышали в стране снов, следует говорить в два раза громче. Тут всё основано на Акустической Физике. Покажи мне хоть что-нибудь, что на ней не основано! «Акустика» начинается на «а», а «говорить» начинается на «г», - и это значит, что я точно могу помочь тебе. Быть услышанной.

-Дол! Но где же твой хвост? И твои крылышки?

-Сейчас время спариваний, - Вивертека ответил, поправляя лацканы пиджака. – Нужно выглядеть по высшему уровню, Марта.

-Ей откуда это знать, - укоризненно сказал Суббота. Взглянув на него внимательней, Сентябрь рассмотрела кота, лежащего на его коленях: он был синим, и пушистый хвост был украшен на кончике мерцавшей звездочкой, - она ведь ленивица! Учится слабо. Из-за ее нерешенных домашний заданий по физике мы теперь сидим здесь, а могли бы ведь жевать тыквенные эклеры и пить каштановый чай.

-Я ничуть не ленивая! У меня просто не получается!

Сентябрь опустила глаза и уставилась на промасленную шестеренку. Тонкий слой маридовой крови цвета морской волны покрывал ее.

-Мари, Мари, Звонок Звенит, - пропел третий голос. Сентябрь повернулась в другую сторону от юноши Дола и увидела девочку: вид ее был настолько знаком, но отчего-то не получалось вспомнить ни кто она, ни где прежде они могли встретиться. Девочка, чуть покачивалась, видимо, болтала под столом ногами; ее лицо было немного испачканным, и белесые, обстриженные до подбородка и уложенные в глуповатого вида каре волосы обрамляли его. На ней было простое платье, - серенькое и перетянутое желтой шнуровкой, - типичное почти для всех фермерских дочек.

-Да прославится и воссияет Маркиза! – почтительно декламировал Суббота и передал ей крупную шестернку. Она приняла ее и следом протянула руку, которую Суббота поцеловал.

-И В Огород Бежать Велит! - продолжила она петь, хохоча от удовольствия и пуще болтая ногами.

- Ну сколько можно молоть всякую чушь ! – взмолилась Сентябрь.

-Я никогда не говорил чепухи, Январь, - произнес Дол, растирая помаду по волосам. – Ты прекрасно об этом знаешь.

Суббота-из-сна вытянул перед девочкой руки. Белые костяные наручники сковывали их.

-Как думаешь, меня имели в виду? Когда предостерегали, что ты потеряешь своё сердце?

-Но Ночь Спешит, Цветы Все Спят, - пропела девочка. Она продолжала смеяться, и стало понятно, что смех этот уже не остановить. Взяв со стола крупную гайку, она откусила от нее, и мягко и бесшумно, словно баранка, кусок растаял в ее рту. – И Ждет Мари Сыра Земля! – Она улыбнулась, закончив песню. Зубы были черными от густого слоя машинного масла.

А потом наступило мгновение, когда перед глазами Сентябрь, словно проплыли все трое ее собеседников: Суббота, Дол и странная девочка с глупым белесым каре, - как нечто единое, связанное, затянутое в формулу клетки, свивающейся спиралью, безотрадную, спящую, скелетообразную, мертвую.

ГЛАВА 14

На самодельном корабле

, в которой Сентябрь сменяет Осень на Зиму, встречает весьма состоятельного джентльмена и справляется с проблемой проектирования морских судов.

Снег падал вовсю, совсем не беззвучно, - и это разбудило Сентябрь. Где-то невысоко в небе «у-у-х-у»-кали полярные совы; над ними в плотной пелене облаков проступал нечеткий смазанный но вполне яркий силуэт солнечного диска. Холодный ветер неприятно покалывал кожу.

Девочка открыла глаза – свои собственные глаза! По коже бежали мурашки – она их чувствует! Сложив руки на груди – настоящие руки, вот чудо! – она лежала на импровизированных носилках. Кожа, натянутая между двух длинных сосновых шестов, была пестрой, и ровный тон ее зеленого жакета показался девочке восторженно-глубоким. Впечатление усилили кончики каштановых волос, прикрывавших пояс жакета сверху, и, чтобы убедиться, что волосы - ее собственные, она помотала головой из стороны в стороны. Пряди густыми струями растеклись по сторонам. Она снова жива! Здорова и цельна!

И, словно растревоженные раскачиванием, на Сентябрь обрушились воспоминания: о спящих львах, о том, что они сделали с Субботой и Отадолэ, и о том месте, где она побывала, пока спала. Голос, поющий «Мари, Мари, звонок звенит!» не покидал ее голову, словно затасканный сарафан, практически приросший к телу.