Мэрилин Мюррей - Узник иной войны

Вернувшись домой, я стала ждать, когда позвонит доктор Дэнилчак. Он уехал в отпуск за город, обещая позвонить на неделе, чтобы узнать, как я себя чувствую. «Мэрилин, - сказал он, - Я тут думал об одной клиентке. Ей удалили матку, и в результате у нее пробудилось множество старых воспоминаний о сексуальном насилии. Может быть, в этом и есть причина нынешнего обострения твоей головой боли?»

Я тяжело опустилась в кресло. «Пит, это не может быть простым совпадением. Ты третий человек, который предположил эту взаимосвязь. Есть ли у меня шансы пройти у тебя терапию до того, как я отправлюсь в Аризону на две недели?»

«даже если мне придется работать по ночам и выходным, я найду для тебя время. Не волнуйся. Мы приведем тебя в порядок. Мы с тобой не для того прошли через весь этот ад, собрав тебя по кусочкам, чтобы дать тебе развалиться теперь!»

знакомая комната для терапии. Крики ярости снова хлынули фонтаном из какой-то мерзкой бездны глубоко внутри меня, но на этот раз это было новые, незнакомые слова.

Мой Плачущий обиженный ребенок страшно перепугался: «Не тащи меня обратно туда вниз! Там плохо! Я не хочу туда идти. Там страшно. Пожалуйста, не спускай меня в эту дыру!

Я больше не желаю этого делать. Я слишком устала. Пожалуйста, больше не делай больно моей голове. Я не хочу смотреть на этот огонь. Не знаю, что это за свет. Нет! Уберите это! Огонь, огонь. Лицу так горячо. Прошу вас, пожалуйста, не делайте мне больно!»

Неистовая истерика ввергла меня в глубины моей бездны. Я падала быстрее и глубже, чем когда-либо прежде.

«Уберите свет. Уберите его, уберите его! О, пожалуйста, нет, нет, нет. ТОЛЬКО НЕ ВГАЗА! О, Боже, пожалуйста! УБЕРИТЕ ЭТОТ СВЕТ!

Пожалуйста Пит, помоги мне остановиться! Мне еще никогда не было так плохо. Я не перенесу этого!»

Доктор Дэнилчак утешил моего Плачущего ребенка, но в его голове звучало беспокойство. «Я провел возле тебя сотни часов, пока ты оживляла в памяти изнасилование. Но я уверен, что сегодня ты ощутила самую сильную панику и ужас, которые я когда – либо видел. Что это за свет? Что они делают с тобой?»

Дрожа и всхлипывая, я произнесла: «Не знаю. Я не знаю. Но что бы это ни было, это так страшно, что мне начинает казаться, будто я лишаюсь рассудка. Я действительно на грани безумия».

Терапия продолжалась. Проходили дни, жуткие дни, приносившие с собой новые открытия, страшные и отвратительные: меня держали вниз головой и волокли к черной дыре – должно быть, в погреб. Меня окружают мужчины, видны только белки их глаз и белые зубы. Они ухмыляются, подходят все ближе, ближе, ближе. В руке одного из них - зажигалка. Они не дают мне закрыть глаза.

Они говорят, что собираются выжечь мне глаза,

Мой Плачущий обиженный ребенок верил, что они выполнят свое садистское обещание. Разве они уже не исполнили все прочие угрозы?

Ужас, превосходящий всякие границы, соединился с последним выплеском моей воли остаться в живых. Сопротивление с новой силой хлынуло из почти разрушенной внутренней сущности. В неистовом бешенстве меня ударили, и я лишилась сознания.

Меня бросили умирать. Очнувшись, я вела себя как безумная. Маленькая девочка корчится, белая, голая, на черной грязной земле. Ручонки хватают воздух, странные звуки льются из горла. Животные звуки. Рычание. Злобное. Безумное.

Я наблюдала на расстоянии, и мое сердце разрывалось на части. Я приблизилась к измученному маленькому ребенку и подхватила его руки. «Бедное, несчастное дитя. Я не могу так тебя оставить. Я не оставлю тебя. Обещаю, я буду о тебе заботиться»

В тот вечер я достала свой старый дневник и принялась описывать чувства, которые принадлежали не только мне, но и множеству детей во всем мире:

Крики как это несутся и вторят безумия звукам,

Опаляя пространство и время, своей след оставляют.

В прошедших столетиях и прожитых днях заключают

Они мириады охваченных страхом детей,

Которых подвинули к самому краю,

К бездне, вмещающей необъяснимый ужас.

Безумие кружит, тыча костлявые пальцы в податливый

И беззащитный разум невинных душ,

доставленной болью в садизме своем наслаждаясь,

Когтями сдирая непрочные покровы реальности.

Позже мы с доктором Дэнилчаком, двое разумных, с развитой логикой взрослых людей, сидели в комнате и обсуждали этого лишившегося рассудка ребенка.

Я качала головой, пораженная новой информацией, которая мне открылась. «В своей теории я полагала, что в результате тяжелой травмы некоторые дети могут выйти за грань психоза. Теперь я уверена в своей правоте. Когда я писала об этом, то не догадывалась, что пережила это на собственном опыте».