Александр Бельфор - Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников

Башлачев говорил, что песни буквально «осеняли» его да так внезапно, что он едва успевал их записывать на бума гу. Более того: смысл некоторых образов, метафор, аллего рий бывал ему самому не сразу понятен - и он продолжав расшифровывать их для себя спустя месяцы после написа ния.

Московский дебют прошел триумфально. Башлачев по ехал в Ленинград, где тоже имел успех. Оттуда в Черепо вец - но только для того, чтобы уволиться из газеты и попрощаться с родственниками.

Песни Саши Башлачева становились все лучше. В свое второе московское турне - где-то в январе-феврале восемьдесят пятого - он привез «Мельницу», «Дым коромыслом», «Спроси, звезда» и «Ржавую воду». Спустя еще пару месяцев - «Абсолютный вахтер» и «Отвинта!». «Вахтер» - самая «любовная» политическая песня Башлачева. Когда он ее исполнял, всех просили выключить магнитофоны: боялись стукачей. Эта песня об ужасе тоталитаризма.

Впрочем, не от боязни «засветиться», а по совсем другой причине Башлачев очень редко пел «Абсолютного вахтера». По этой же причине он вскоре почти перестал исполнять сатирические «Подвиг разведчика» и «Слет-симпозиум», несмотря на их популярность. Дело в том, что политика, быт, все «приземленные» материи интересовали его все меньше - и в жизни, и в стихах. «Надоело ерничество… Глупость это все», - говорил он. Медленно, но верно из его песен «выдавливались» два качества: ирония и бытовая конкретность…

Лето/осень восемьдесят пятого. Мне кажется, это был пик его вдохновения. Сначала он написал «Посошок» - похоже, самую любимую свою песню, увенчанную печальной формулой, применимой к нему самому, - «Ведь святых на Руси только знай выноси»… Затем впервые исполнил загадочную былину о Егоре Ермолаевиче, завораживающую, темную, не похожую ни на что. Наконец, «Ванюша», opus magnum Башлачева. Это песня, точнее маленькая былина, не столь эффектная с точки зрения стихосложения, но наделенная исключительной силой. Ее воздействие на слушателей точно определяется словом «катарсис». Он совершенно забывался, как и все мы, кто его слушал, и лишь когда заканчивалась песня, видели, что вся гитара в брызгах крови. Он раздирал пальцы. Это банальная метафора, но он действительно раздирал и всю свою душу. Это могло бы быть страшно - как все, что происходит за гранью человеческого напряжения, - если бы не было так свято и возвышенно. «Ванюша» - это песня о русской душе. К сожалению, когда говоришь, о чем песни Башлачева, часто приходится прибегать к «пафосным», девальвированным едва ли не до уровня кича понятиям, вроде «русская душа», «вера и надежда», «любовь и смерть», «духовная сила»… Конечно, это не Сашина вина. Напротив, он один из немногих, кто взял на себя смелость и сказал в роке истинное слово об этих вечных, но затертых ценностях.

Примерно об этом одна его песня, написнная тогда же, «На жизнь поэтов». Песня о нем самом и о его судьбе:

Пусть не ко двору эти ангелы-чернорабочие.

Прорвется к перу то, что долго рубить топорам.

Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.

К ним Бог на порог - но они верно имут свой срам…

Башлачев выслушивал десятки, сотни восторженных комплиментов, и не только от полуподпольных богеми-анцев, но и из уст знаменитых поэтов, влиятельных литературных критиков, секретарей творческих союзов. «Пусть никто не топчет Ваше небо», - надписал Саше свою книгу «Прорабы духа» Андрей Вознесенский, перефразировав строчку из «Лиха» - «Вытоптали поле, засевая небо»…

Что ж, небо его, пожалуй, никто и не топтал, порхать пташкой божьей не запрещалось. Никто не клеймил его, как «идеологического диверсанта», «хулигана с гитарой», «опасного клерикала» и т. п. Кстати, почти наверняка, выйди он «в свет» на год-полтора раньше - быть бы ему арестованным за «нелегально-концертную» деятельность.

Все «престижные» выступления Саша Башлачева имели своей главной целью помочь ему хоть как-то зацепиться за мало-мальски «официальную» культуру - скажем, напечатать стихотворение в прессе или получить заказ на песни для спектакля. Это означало бы и доступ к более широкой аудитории, и определенную степень защищенности - гражданской и материальной.

Не могу сказать, что Башлачев вожделел официального признания, однако и своим «подпольным» уделом он вовсе не кичился. Общественный и художественный статус просто не был для него «кардинальным вопросом», но надежда на какое-то движение, новые возможности была.

Однако сбыться ей не было суждено.