Бодрийар - Симулякры и симуляция

Разумеется, все культурные содержания Бобура анахроничны, поскольку подобной архитектурной оболочке могла бы единственно соответствовать внутренняя пустота. Создается общее впечатление, что все здесь прежде пребывало в состоянии комы, что все здесь претендует на оживление, и является всего лишь реанимацией, и все это потому, что культура мертва; то, что Бобур воссоздает, прекрасно, но достаточно стыдливо, тогда как нужно было бы торжественно принять эту смерть и воздвигнуть памятник или анти-памятник, эквивалентный фаллической бессодержательности Эйфелевой башни в свое время. Памятник с присущими ему тотальной деконнекцией, гиперреальностью и имплозией культуры – возведенной для нас сегодня в эффект трансисторичных потоков, постоянно отслеживаемых гигантским коротким замыканием.

Бобур это уже в некотором роде компрессия а ля Сэзар 64– фигура культуры, уже раздавленной под собственным весом – как движущиеся автомобили, внезапно замороженные в виде геометрических тел. Таковы колымаги Сэзара, избежавшие идеальной аварии, уже больше не внешней, а внутренней по отношению к металлической и механической структуре, и которая превратила бы их в кубические кучи железа, чей хаос из труб, рычагов, кузовов, металла и человеческой плоти внутри выточен под геометрический размер наименьшего насколько возможно пространства – так и культура Бобура, раздроблена, искривлена, разрезана и сжата в своих мельчайших простых элементах – пучок трансмиссий и умерший метаболизм, замороженный как научно-фантастический механоид.

Но вместо того, чтобы ломать и сжимать целую культуру в этом каркасе, подобному все-таки компрессии, вместо этого, там выставляют Сэзара. Там выставляют Дюбюффе 65и контр-культуру, чья обратная симуляция служит референтом для умершей культуры. В этом каркасе, который мог бы служить мавзолеем для бесполезной операциональности знаков, снова выставляют эфемерные и саморазрушительные машины Тэнгли 66под знаком вечности культуры. Таким образом, нейтрализуется весь ансамбль: Тэнгли забальзамирован в музейном пространстве, Бобур отброшен к своим мнимым артистическим содержаниям.

К счастью, весь этот симулякр культурных ценностей заранее уничтожается внешней архитектурой 67. Поскольку последняя, со своими потоками труб и видом выставочного здания или универсальной ярмарки, со своей хрупкостью (просчитанной?), устрашающей всякую ментальность или традиционную монументальность, открыто провозглашает, что наше время никогда уже больше не будет временем длительности, что наша единственная темпоральность это темпоральность ускоренного цикла и повторной цикличности, темпоральность кругового потока и транзита флюидов. Наша единственная культура в сущности это культура углеводородов, культура рафинирования, крекинга, дробления культурных молекул и их повторного комбинирования в продукты синтеза. Все это Бобур-Музей желает скрыть, но Бобур-Каркас провозглашает. И это именно то, что составляет, в сущности, красоту каркаса, и крах внутренних пространств. В любом случае, сама идеология «культурного производства» является антитезой для любой культуры, так же как культура видимости и поливалентного пространства: культура это место тайны, соблазна, инициации, символического обмена, ограниченного и возведенного в высокий ритуал. Ничто здесь нельзя изменить. Тем хуже для масс, тем хуже для Бобура.

Что же необходимо было вложить в Бобур?

Ничего. Пустоту, которая означала бы исчезновение всякой культуры смысла и эстетического чувства. Но все это еще слишком романтично и мучительно, эта пустота еще была бы оценена как шедевр антикультуры.

Может быть, кружение стробо- и гироскопических огней, рассекающих пространство, в котором толпа служила бы движущим базовым элементом?

В действительности, Бобур иллюстрирует лишь тот факт, что один порядок симулякров поддерживается только алиби предшествующего порядка. Здесь, каркас, состоящий весь из потоков и поверхностных соединений, приписывает себе в качестве содержания традиционную культуру глубины. Предшествующий порядок симулякров (порядок смысла) наполняет пустую субстанцию последующего порядка, которому больше не знакомо различие между означающим и означаемым, содержащим и содержанием.

Вопрос: «Что необходимо было вложить в Бобур?», таким образом, абсурден. На него не может существовать ответа, поскольку уместное различие внутреннего и внешнего не может быть больше обозначено. Это наша истина, истина Мебиуса – неосуществимая утопия без сомнения, но которой Бобур придает, по крайней мере, смысл, в той мере, в какой любое из его содержимых является бессмыслицей, и заранее уничтожается содержащим.