Я уже было решила, что Гидеон откажется со мной разговаривать, но спустя пару минут нас соединили.
—Да, Ева.
Мне потребовалось мгновение, чтобы впитать звук его голоса.
—Извини, что беспокою. Возможно, это идиотский вопрос, учитывая... но ты придешь завтра на обед в связи с приездом моего отца?
—Я там буду, — резко ответил он.
—А Айерленд приведешь?
Я и сама удивилась, что, несмотря на испытанное мною колоссальное облегчение, голос меня, похоже, не выдал.
Последовала пауза. И краткий ответ:
—Да.
—Хорошо.
—У меня сегодня дела допоздна, так что встретимся у доктора Петерсена. Энгус подвезет туда. Я приеду на такси.
—Ладно.
Я обмякла на стуле, ощутив проблеск надежды. И продолжение терапии, и встреча с моим отцом могли расцениваться только как позитивные сигналы. Гидеон и я боролись. Он пока еще не сдался.
—Тогда увидимся.
***
В четверть шестого Энгус отвез меня к доктору Петерсену. Когда я вошла в офис, доктор, увидев меня через открытую дверь кабинета, встал из-за стола и пожал мне руку:
—Как себя чувствуете, Ева?
—Бывало и лучше.
—У вас усталый вид, — заметил он, присмотревшись ко мне.
—Решительно от всех это слышу, — сухо откликнулась я.
—А где Гидеон? — поинтересовался доктор Петерсен.
—У него сегодня поздняя встреча, так что мы уговорились приехать порознь.
—Хорошо. — Доктор указал рукой на диван. — Значит, у нас имеется возможность поговорить наедине. Есть что-нибудь такое, что вам особенно хотелось бы обсудить до его прихода?
Устроившись поудобнее и собравшись с духом, я рассказала доктору Петерсену о нашей поездке в Северную Калифорнию и произошедших в последующую неделю необъяснимых мучительных переменах.
—Я просто в полной растерянности. Ничего не понимаю. Ощущение такое, будто у него затруднения, но мне решительно не удается до него достучаться. В эмоциональном плане он полностью от меня отгородился. Кроме того, меня беспокоит, что перемена в его поведении может быть связана с Коринн. Всякий раз, когда мы натыкались на подобную стену, это случалось из-за нее. — Я заметила, что при этих словах нервно сплетаю пальцы, вспомнила мамину привычку скручивать носовые платки и усилием воли заставила свои руки расслабиться, — Складывается впечатление, будто она имеет на него особое влияние, от которого он не в силах освободиться вне зависимости от его отношения ко мне.
Доктор Петерсен оторвал взгляд от клавиатуры:
—Он не говорил вам о намерении отменить встречу во вторник?
—Нет. — Эта новость стала для меня еще одним ударом. — Ничего не говорил.
—И мне тоже. Сомневаюсь, чтобы такое поведение было для него характерно, так ведь?
Я покачала головой. Доктор Петерсен скрестил руки на коленях.
—Временами у кого-то из вас или у обоих могут случаться небольшие возвраты к прошлому. Этого следует ожидать, учитывая природу ваших отношений. Вы сосуществуете не просто как пара, но как индивидуальности, способные составить пару.
—Однако я с этим справиться неспособна, — со вздохом вырвалось у меня. — Не могу я вот так легко меняться, меня это с ума сводит. Письмо, которое я ему послала... Это было ужасно. Все чистая правда, но ужасно. А ведь у нас бывали по-настоящему прекрасные мгновения. Он говорил мне... — Я замолчала, перевела дух, а когда заговорила снова, голос мой звучал хрипловато. — Он говорил мне ч-чудесные слова. Не хочу, чтобы эти дивные воспоминания затерялись среди множества отвратительных. Я даже думала о том, не стоило ли мне бросить все это раньше, но теперь уже не могу, хотя бы потому, что обещала ему — и себе самой — не пускаться больше в бегство. А стоять на месте и бороться до конца.
—Это то, над чем вы работаете?
—Да. Да, именно. И это нелегко. Потому что некоторые из его действий... вызывают у меня такую реакцию, какой я научена избегать. Ради собственного здравого рассудка! В каком-то смысле можно сказать, что я полупила наилучшую наводку, но это не сработало. Верно?
—А что, по-вашему, могло бы быть хуже всего? - наклонив голову набок, спросил доктор Петерсен.
—Это вы меня спрашиваете?
—Да. Каков, на ваш взгляд, наихудший сценарий?
—Ну... — Я пошевелила пальцами. — Он продолжает отдаляться, что заставляет меня льнуть к нему все сильнее, теряя представление о собственном достоинстве. А кончается все тем, что он возвращается к своей прежней жизни, а я к психотерапии, пытаясь снова вправить себе мозги.
Доктор Петерсен пристально посмотрел на меня, и что-то в его настороженном внимании побудило меня сказать:
Читать дальше