Стивенс Майкл - Без революций. Работаем над собой, оставаясь в гармонии

Суть не в том, чтобы спорить о смысле жизни, не в том, чтобы затевать игру с терминологией, решая, что живое, а что таковым не является. Меня заботит вопрос о том, что наши классификации жизни и смерти подразумевают стабильное состояние, тогда как ничто не существует в неизменном виде. Таким образом, мы запутываем нити, которые соединяют все материи в одну бесконечную цепь непрерывных взаимодействий, и забываем, что «мертвой» материи суждено стать живой, а живой — рано или поздно превратиться в мертвую. Из этого ошибочного предположения мы делаем неверные выводы о жизни и смерти, когда кажется, что разница между ними является лишь вопросом восприятия в масштабах вселенной, как и все остальное. Несмотря на то, что камень сегодня видится нам неодушевленным предметом, потому что он не способен производить потомство и не имеет центральной нервной системы, в едином времени он является частью биологической системы земли. Как мертвый волос на вашей голове, камень на вершине горы претерпевает перемены своим собственным уникальным способом.

Если мы затрудняемся определить понятие жизни, то понятие о ее вечной спутнице смерти кажется нам еще более сложным. Подобно энергии инь и ян, все, что мы сегодня называем живым, включает как жизнь, так и смерть. Они существуют одномоментно и зависимо друг от друга, таким образом, все, что принимает участие в процессе «жизни», также принимает участие в процессе «смерти». Где начинается этот процесс и где он заканчивается, когда они дают начало друг другу? Внутри вас этот парадокс кроется в каждой клетке вашего тела, начиная с органов размножения и заканчивая вашей кожей, волосами, кровью, кислородом крови — все расширяется и сокращается, проходит этот процесс снова и снова в бесконечном повторении циклов роста и угасания, соединения и распада. Мы все живем и умираем одновременно. Так что же это за инстинкт, который заставляет нас различать эти два процесса?

Организованная религия

Несмотря на свои духовные цели, организованная религия зачастую, как и наука, не может дать ясный ответ на вопрос об определении перехода от физической жизни к физической смерти. Так происходит в результате столкновения всех религий, будь то западная или любая другая религия, с одной и той же проблемой. В августе 1929 года, в Нидерландах, на собрании Ордена Звезды Востока главный его учитель Джидду Кришнамурти перед тем, как распустить Орден, рассказал историю, которая идеально иллюстрирует упомянутую нами выше проблему. Он сказал:

«Возможно, вы помните притчу о том, как дьявол и его друг шли по улице и вдруг увидели, как человек впереди них резко наклонился и поднял что-то с земли, посмотрел на это и убрал в свой карман. Друг спросил дьявола: „Что это поднял тот человек?“ — „Он подобрал частицу истины“, — сказал дьявол. „Тогда это очень плохо для тебя“, — сказал друг. „Отнюдь, — ответил дьявол, — я собираюсь помочь ему разобраться с этим“.

Я утверждаю, что истина — это страна без дорог, и невозможно приблизиться к ней ни через религию, ни через секту. Такова моя точка зрения, которой я придерживаюсь полностью и безоговорочно. Истина, будучи безграничной, абсолютной, недостижимой, не может быть организована; и не следует формировать никаких организаций, дабы вести людей или направлять их на определенной путь».

Определение религий как организованных систем полезно, так как оно раскрывает опасность, появляющуюся тогда, когда мы пытаемся толковать идеи других людей. Как вы уже знаете, вы всегда будете интерпретировать нечто, пропуская это через фильтр своего эго-я. Даже если слова придут от самого Бога, их толкование определенно будет вашим, моим или одного из гуру/священника/имама, который их получает. Если учитель говорит: «Я люблю своего соседа», — я должен понять, что мой наставник имеет в виду, говоря «люблю» прежде, чем смогу начать проповедовать это кому-то еще. И если мой разум не такой развитый, как у учителя, мое объяснение также не может быть продвинутым. Учения, которые я пропускаю через свой разум и организую в соответствии с его структурами, формируются, больше подчиняясь моим ограничениям, нежели намерениям учителя. Более того, мое общественное положение зависит от сохранения верности своим принципам и веры в истинность своего учения, поэтому существует сильное давление со стороны моего эго-я, которое заставляет думать о том, что случится, если паства «религиозно» не последует истине, которую я проповедую. Вот как отсекаются мелкие нюансы мыслей, слов и поступков учителей, значение их истончается, и итог его или ее жизни «рафинируется» в правила отделения верного от неверного, истины от богохульства, святого от порочного.