Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

А.: Франкл на этот вопрос очень любил отвечать так. Разве можно спрашивать гроссмейстера: “Маэстро, скажите, какой ход в шахматах самый лучший?” Он тебе ответит: все зависит от конкретной ситуации. И со смыслом то же самое: все зависит от конкретной ситуации, от твоей индивидуальности, от данного этапа твоей биографии и так далее. Нет “смысла вообще”. При этом смысл жизни в данный момент не должен и не может быть “придуман” человеком — он должен быть “найден”. Вместе с тем, смысл не может быть и дан “извне”. Франкл считал, что, с одной стороны, именно жизнь “подбрасывает” нам цели и задачи, могущие для нас стать осмысленными. Но, с другой стороны, осмысление конкретной ситуации означает сознательный и ответственный выбор человека. Смысл, таким образом, “рождается” в точках пересечения “внутреннего” и “внешнего”. Тем самым психотерапия Франкла выходит за рамки второй намеченной нами

Диалог 13. Человек в поисках смысла

дихотомии “внутреннего и внешнего” как преобладающего фактора в соответствующих приемах.

С: Но все же Франки говорит (если обратиться к третьей дихотомии, а именно — хочет психотерапевт изменить действительность или приспособиться к ней) о приспособлении к действительности; ведь фактически в тех примерах, которые ты приводил, действительность не меняется, а происходит приспособление к ней, и соответственно меняется “субъективный смысл” действительности для субъекта.

А.: Во-первых, здесь речь идет не о приспособлении к действительности, как ты говоришь, а как раз о “преодолении” ее, о том самом “свободном действии”, о котором говорил Шелер. В. Франкл: Если заключенный обнаруживал, что он не может больше выносить реальность лагерной жизни, он находил в своей духовной жизни возможность выхода, которую трудно переоценить, — возможность ухода в духовную сферу, которую СС не в состоянии разрушить… Духовная жизнь заключенного укрепляла его, помогала ему адаптироваться и тем самым в существенной степени повышала его шансы выжить [11, с. 153]. А.: “Приспособиться” к действительности в концлагере означало не эту “самотрансценденцию”, “выход” за пределы своей реальной жизни, а нечто совсем иное: например, стать старостой лагеря, будучи тем же заключенным, и избивать “своих” где и как только можно (См. [Там же, с. 155]).

А во-вторых, Франкл рассматривает здесь случаи, когда у человека резко ограничена способность к реальному изменению действительности, что бывает при особых, исключительных обстоятельствах… Кроме условий концлагеря, это может быть случай болезни со смертельным исходом, о котором больной знает… Тогда человек находит смысл в реализации так называемых ценностей отношения, то есть определенным образом относится к своей судьбе, выпавшей на его долю. Эти ценности Франкл вообще считает “высшими человеческими ценностями”. Пример пояснит сказанное.

В. Франкл: Одному необыкновенно талантливому молодому человеку неожиданно пришлось расстаться с активной профессиональной деятельностью. Вызванный туберкулезной инфекцией воспалительный процесс в спинном мозге привел к параличу его нижних конечностей. Решался

вопрос об операции (по удалению пораженной части спинного мозга). Друзья больного обратились к одному из ведущих нейрохирургов в Европе. Тот был уверен, что у больного нет никаких шансов, и не взялся его оперировать. Отказ врача передали в письме одной из близких знакомых больного, на даче у которой он в это время жил и которая ухаживала за ним. Ни о чем не подозревавшая служанка передала письмо хозяйке в тот момент, когда та завтракала со своим больным гостем. Что последовало за этим, подробно описано в письме больного…

“…B подобной ситуации Ева была вынуждена показать мне письмо. Таким образом я узнал о своем смертном приговоре, который был совершенно очевиден из слов врача.

— Я вспомнил фильм о корабле “Титаник”, который смотрел когда-то давно. В особенности мне вспомнился эпизод, когда один парализованный … произносит молитву, готовя небольшую группу таких же, как он, жертв к смерти, в то время как корабль погружается и вода поднимается все выше и выше вокруг них. Из кинотеатра я вышел, глубоко потрясенный. Какой же это дар судьбы, подумал я тогда, сознательно идти к своей смерти. А теперь и мне судьба предоставляла подобное! У меня есть этот последний шанс проверить силу своего борющегося духа, только эта борьба, исход которой предрешен с самого начала… Я хочу переносить ожидающую меня боль без наркотиков, насколько это вообще возможно… “Борьба за проигранное дело?” Исходя из нашей философии, подобную фразу необходимо вычеркнуть из книг. Ибо в расчет идет только процесс борьбы… И не может быть никаких проигранных дел… Вечером мы исполняли четвертую, “Романтическую” симфонию Брукнера. Меня переполняла любовь ко всему человечеству, я испытывал ощущение необъятной вселенной. Что до остального, я занимаюсь математикой и не поддаюсь сентиментальности” [11, с. 229-230].