Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

406 Диалог 9. Человек есть homo socialis и homo technicus

С: Я не понимаю. Ведь английская антропологическая школа тоже говорила о духах и

склонности к одушевлению природы, то есть об анимизме. И здесь то же самое, только здесь

это называется мистицизмом. Как же тогда понять эту критику “гипотезы анимизма”?

А.: Давай возьмем, к примеру, часто встречающиеся в работах обеих школ описания

склонности первобытных людей “соединять несоединимое” (с точки зрения современного

человека).

Э.Б. Тайлор: Возьмем, например, способы, посредством которых будто бы можно на далеком расстоянии оказывать влияние на человека, действуя на какие-нибудь близкие к нему предметы, на его вещи, на платье, которое он носил, и особенно на обрезки его волос и ногтей. Не только высшие и низшие дикари, как австралийцы и полинезийцы, и варвары, как народы Гвинеи, живут в смертельном страхе перед этим зловредным искусством… Немецкий крестьянин в течение всего времени — от дня рождения своего ребенка до его крещения — не позволяет отдавать что-либо из дому, чтобы колдовство не подействовало через эти вещи на не окрещенного еще ребенка… Австралийцы наблюдают следы насекомого около могилы, чтобы знать, в каком направлении искать колдуна, от колдовства которого человек умер. Зулус жует кусок дерева, чтобы этим символическим действием смягчить сердце человека, у которого ему нужно купить быков, или сердце женщины, на которой он желает жениться. Оби Восточной Африки завязывает в узелок могильный прах, кровь и кости, чтобы этим свести врага в могилу [4, с. 94-95].

Л. Леви-Брюль: Почему, например, какое-нибудь изображение, портрет является для первобытных людей совсем иной вещью, чем для нас? Чем объясняется то, что они приписывают им… мистические свойства? Очевидно, дело в том, что всякое изображение, всякая репродукция “сопричастны” природе, свойствам, жизни оригинала. Это “сопричастие” не должно быть понимаемо в смысле какого-то дробления, как если бы, например, портрет заимствовал у оригинала некоторую часть той суммы свойств или жизни, которою он обладает. Первобытное мышление не видит никакой трудности в том, чтобы эта жизнь и эти свойства были присущи одновременно и оригиналу, и изображению. В силу мистической связи между оригиналом и изображением, связи, подчиненной “закону партиципации”, изображение одновременно

Особенности первобытного мышления в работах Л. Леви-Брюля 407

и оригинал… Значит, от изображения можно получить то же, что и от оригинала, на оригинал

можно действовать через изображение. Точно так же если бы вожди манданов позволили …

сфотографировать их, то они не смогли бы спать спокойно последним сном, когда они

окажутся в могиле. Почему? Потому, что в силу неизбежного “сопричастия” все то, что

произойдет с их изображением, отданным в руки чужеземцев, отразится на них самих после

их смерти. А почему племя так беспокоится из-за того, что будет смущен покой их вождей?

Очевидно, потому, что … благополучие племени, его процветание, даже самое его

существование зависят, опять-таки в силу мистической “партиципации”, от состояния живых

или мертвых вождей [1,с. 243].

С: Практически одни и те же факты!

А.: Но им дается совершенно разное объяснение.

Э.Б. Тайлор: Тайноведение зиждется на ассоциации идей — способности, которая лежит в самом основании человеческого разума, но в немалой степени также и человеческого неразумия. В этом ключ к пониманию магии. Человек еще в низшем умственном состоянии научился соединять в мысли те вещи, которые он находил связанными между собой в действительности. Однако в дальнейшем он ошибочно извратил эту связь, заключив, что ассоциация в мысли должна предполагать такую же связь и в действительности [4, с. 94]. А.: Таким образом, Тайлор настаивает на чисто рационалистическом объяснении магии. Леви-Брюль же предполагает, что познание первобытного человека носит не логический, а пралогический характер, то есть имеет особую — отличную от современной — логику. И эта особенность первобытного мышления обусловливается свойствами соответствующих “коллективных представлений”. Они образуются не как абстракции объективных свойств вещей, а как своего рода обобщения значимых для племени свойств событий. Вот, допустим, как объясняется Леви-Брюлем отождествление гу-ичолами трех совершенно разнородных для европейца вещей: пшеницы, оленя и гикули (священного растения). Л. Леви-Брюль: Именно мистические свойства этих существ и предметов, столь разных, на наш взгляд, заставляют гуичолов соединять их в одно представление. Гикули является священным растением, на сбор которого мужчины, предназначенные для этого и подготовившие себя целым рядом весь-