Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -2010

Для научной полноты и корректности выводов нужно было бы взять еще материал из практики женских монастырских школ со строгим уставом. Был и тут скандал сравнительно недавний – с ирландской исправительной школой Святой Магдалины для девочек. Был даже сделан нашумевший фильм. Ну а для придания теме классического блеска можно вспомнить повесть Дидро “Монахиня”: это куда интереснее пресловутой “Графини Гамиани”.

Повторим: эта тема уходит в прошлое. Людям гомосексуальной ориентации незачем сейчас побороть свои склонности и в борьбе с бесом прибегать к могучей помощи Рима. Бесов нынче нет. Да и Рим, как видим, оказался не всемогущим.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/2005715.html

* * *

Эссе Бориса Парамонова “Шкловский, Данин, Ксюша Собчак”

Дмитрий Волчек: Выпуск Поверх барьеров завершает эссе Бориса Парамонова “Шкловский, Данин, Ксюша Собчак”

Борис Парамонов: Я по старой памяти и долголетней привычке стараюсь не пропускать ничего, что встречается в печати о Шкловском. Недавно обнаружил посмертно напечатанный мемуар Даниила Данина в “Вопросах литературы”. Данин – человек, в какой-то степени уникальный: он окончил физико-математический институт, но в сороковых годах, после войны, стал литературным критиком, а когда это дело прижали и Данина вместе со многими другими вытеснили из литературы, вспомнил, что он физик, и стал писать как бы научно-популярные книги о физике и биографии великих физиков. Это, конечно, не научпоп, а очень интеллигентные книги. Есть у него книги о Резерфорде и о Боре. Я помню его книгу “Неизбежность странного мира” - о проблемах квантовой механики, которую я прочитал, но не совсем понял: то есть квантовую механику не понял, а Данин, конечно, понятен. И очень мне понравились дневники Данина, опубликованные в новое, уже постсоветское время: интеллигентный человек, ничего не скажешь.

Но как же эта советской эпохи интеллигентность меркнет и, я бы сказал, саморазоблачается рядом с такими людьми, как Шкловский. О чем и пойдет речь.

Сначала, впрочем, скажу, какая из историй о Шкловском в рассказе Данина мне больше всего понравилась. Однажды на Тбилисской киностудии Шкловскому предложили ударную халтуру: исправить сценарий, за что обязались заплатить десять тысяч. Шкловский сделал эту работу за ночь. Получать такие огромные деньги за пустяковую для него работу ему стало неудобно, и он на эти деньги пригласил гулять всю киностудию. Вина оказалось так много, что всё выпить не смогли, и оставшимся вином вымыли полы в студии.

Вот это называется талант, размах и масштаб. Где уж нынешним поспеть, как с таким сравняться.

Что и продемонстрировал Данин в одном месте. Он вспомнил текст Шкловского из его ранней, эмигрантской книги “Ход конем” (Шкловский года полтора был в эмиграции в Берлине, вернулся в 23-м, кажется, году). Текст такой:

Диктор: “Была тысяченожка и имела она ровно тысячу ног или меньше, и бегала она быстро, а черепаха ей завидовала.

Тогда черепаха сказала тысяченожке:

- Как ты мудра! И как это ты догадываешься, и как это у тебя хватает сообразительности знать, какое положение должна иметь твоя 978-я нога, когда ты заносишь вперед пятую.

Тысяченожка сперва обрадовалась и возгордилась, но потом в самом деле стала думать о том, где находится каждая ее нога, завела централизацию, канцелярщину, бюрократизм и уже не могла шевелить ни одной.

Тогда она сказала:

- Прав был Виктор Шкловский, когда говорил: величайшее несчастье нашего времени, что мы регламентируем искусство, не зная, что оно такое...

Величайшее несчастье русского искусства, что ему не дают двигаться органически, так, как движется сердце в груди человека: его регулируют, как движение поездов.

- Граждане и товарищи, - сказала тысяченожка, - поглядите на меня и вы увидите, до чего доводит чрезучет! Товарищи по революции, товарищи по войне, оставьте волю искусству, не во имя его, а во имя того, что нельзя регулировать неизвестное!.."

Борис Парамонов: Процитировав это, Данин пишет дальше от себя:

Диктор: “C ума сойти! По склеротической забывчивости что ли, но я даже не предполагал, что эта притча может так оглушительно прозвучать сегодня - через шестьдесят с лишним лет после написания - во второй половине 80-х годов.

"Величайшее несчастье русского искусства..." Да отчего же только искусства и только русского?! Уже тут, вопреки своеволию и бесстрашию, как необходимое условие публикации (для берлинской книжки в отечественной прессе), проглядывает ранний Эзоп: Шкловский ослаблял эпитетом "pyccкoe" подразумевавшееся "советское", а существительным "искусство" маскировал все "идейно-духовное".