Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -2010

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/2263300.html

* * *

Философема праздничного балета

Александр Генис: Вторую часть последнего в этом году выпуска ''Американского часа'' мы начнем беседой с Борисом Парамоновым, который обещал поделиться с нашими слушателями своими праздничными размышлениями.

Борис Парамонов: Декабрь, как известно, рождественский месяц. А Рождество в нынешней Америке – это, прежде всего, балет ''Щелкунчик''. Но прежде чем говорить об этом специфическом культурном явлении, можно упомянуть вышедшую недавно книгу Дженнифер Хоманс, названную предельно просто и предельно обязывающе ''История балета''.

Александр Гени с : ''Нью-Йорк Таймс Бук Ревю'' выбрала этот опус одной из десяти книг года и посвятила книге громадную статью Тони Бентли, самой бывшей балерины. Главная мысль книги – балет как искусство отмирающее, ему нет места в современном мире. Этот тезис вызвал бурный отпор читателей ''Нью-Йорк Таймс'' . А Вы, Борис Михайлович, как считаете: пора хоронить балет?

Борис Парамонов: Ответ требует исторического контекста. Балет был создан как школа великосветского этикета, исключительно благородного, аристократического поведения и маньеризма. Он появился в самом роскошном королевском дворе Европы – во Франции. Зарождение балета относят к 1581 году – когда появилось шестичасовое аллегорическое представление на сюжеты греческой мифологии, причем танцоры выступали прямо в зале для публики: еще не было идеи специально построенной и поднятой над зрительным залом сцены. Дженнифер Хоманс пишет о великих артистах и хореографах – Вестрисе (его описание есть у Карамзина в ''Письмах русского путешественника''), Дидло, Марии Тальони. Дидло, как мы все знаем из ''Евгения Онегина'', перебрался в Россию: после Французской революции настоящий королевский шик исчез из Франции, тут и парвеню Наполеон не помог. Балет – зрелище императорское, имперское, требующее прежде всего огромных расходов. Характерно сохранение и культивация балета в сталинском Советском Союзе.

Александр Генис: Ну как же, в моей молодости пели ехидную песенку: ''А также в области балета мы впереди планеты всей''.

Борис Парамонов: Все это сложнее. Король или диктатор могут быть грубыми хамами, но балет репрезентирует нечто сверхчеловеческое, скорее, даже божественное.

В книге Дженнифер Хоманс мне не хватило главного - культурфилософской проекции балета. Нужно было сказать о том, что расцвет балета относится к семнадцатому веку. И тут можно отметить сходство, глубинное соответствие философии Декарта. Это искусство математическое, геометрическое, другими словами – точное. Декарт для балета стал важнее, чем Платон с его идеей божественной полноты, но и самому Платону было не чуждо представление о божественности геометрии.

Важно, что все это дело вело к машине. И это особенно стало понятным в отношении балета в двадцатом веке. Я вычитал у Томаса Манна высказывание о балете Стравинского, сказавшего, что по идее расчисленности и композиционной точности балет может считаться парадигмой искусства, как бы универсальной его моделью. Интересна здесь уже осознанная мысль об искусстве как тотальной организованности материала - там нет повисающих концов. Тогда делается понятным расцвет балета, вообще точно организованного движения в тоталитарных обществах. Всякий смотревший фильмы Лени Рифеншталь поймет, что она увидела нацизм как своеобразный балет.

Всякий поймет, что при таком понимании балета ему в принципе не должно быть места в демократическом обществе. Балет в Соединенных Штатах – плод деятельности русских мастеров, главным образом Баланчина. В Америке нашлись богатые люди, готовые вложить в это дело солидные деньги. Но сейчас, - пишет Дженнифер Хоманс, - и богачи пошли не те. Баланчинский ''Ньюйоркский городской балет'' стал балетом Дэвида Коча, пожертвовавшего театру сто миллионов долларов. Самое забавное в связи с этим – упоминание как автора книги, так и рецензента, что в здании нового театра появились клопы – нынешняя ньюйоркская новинка. Мне при этом вспомнилось одно советское культурное событие – поразительная постановка, принадлежащая, кажется, Якобсону, балета ''Клоп'' на музыку Олега Каравайчука. В балете было выделено то, что заглушалось при постановке пьесы Маяковского – лирическое начало. Присыпкин и его невеста были позитивными героями. Клоп, которого приветствует Присыпкин, через 50 лет очнувшись в коммунистическом обществе – некий живой, органический остаток в обездушенном стерильном мире коммунистической утопии. Маяковский, как видно из этого примера, был гораздо сложнее проповедуемого им конструктивизма. Как сказал бы Достоевский, надо брать человека со всеми его почесываниями.