Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -2011

Борис Парамонов: Может и так, но, как замечают критики, в число критериев оценки меньше всего учитывается успеваемость их подопечных – школьников. Учителя могут отстранить от работы в случае какого-нибудь громкого скандала – но и то не до конца: вопрос о его (или ее) трудоустройстве может обсуждаться годами, и в это время он (или она) продолжают получать свою зарплату. Таких случаев сколько угодно. Я запомнил два. Один сравнительно давний, лет десять назад: обнаружилось, что учительница математики младших классов по вечерам работает официанткой в гэй-баре, причем, согласно условиям найма, должна находиться на работе обнаженной. Второй случай – совсем недавний, еще не кончился: выяснилось, что учительница рисования – бывшая проститутка, только недавно перешедшая на ниву народного образования.

Александр Генис: Вряд ли соблазнительные учительницы – главная угроза народному образованию. Это все - курьезы, развлекающие читателей желтой прессы. А где Вы находите в этом сюжете обещанную нашим слушателям вашу “философему”?

Борис Парамонов: Прежде всего, сравнительной новостью в недолгой американской истории является само понятие государственного – штатного, муниципального – служащего, то есть человека, деньги зарабатывающего не своими руками, а получающего их из рук некоего посредника, владеющего этими деньгами в порядке налоговых изъятий. Вот этот посредник и кажется американцу чем-то вроде паразита: берет много, и у нас, а отдает чуть ли не больше, и не нам.

Александр Генис: Любая государственная жизнь строится на такой системе.

Борис Парамонов: Верно, но в Америке государственность молодая, ей считай лет двести с небольшим, и единственный посредник, американцам по-настоящему, интимно известный, - это рынок, на котором действуют жесткие, но органично ему, рынку, свойственные законы, которые воспринимаются как естественные. А в случае государственного вмешательства – да вот на уровне налогов – таковое воспринимается как некое внеэкономическое принуждение.

Александр Генис: Здесь сказывается органичный американский индивидуализм.

Борис Парамонов: Конечно: твое то, что ты заработал своими руками или головой, а не то, что прошло то или иное распределение в порядке внеличностной инициативы. Отсюда глубокое недоверие к профсоюзам, столь всесильным в Европе. В США охвачено профсоюзами менее 15 процентов рабочей силы. Там, где профсоюзы достаточно сильны, они выступают чем-то вроде мафии. Особенно это относится к объединениям портовых рабочих и больше всего к водителям-дальнобойщикам, так называемым “тимстерам”. Но это - особая публика, отнюдь не герои средних американцев, не любящих ни профсоюзных боссов, ни государственных чиновников, тянущих руки к их карману.

Тем не менее, как ни крути, но проблема организации труда, помимо стихийных рыночных форм, которые эта организация испокон веков принимала, начинает быть актуальной в Америке. Жизнь осложняется, дифференцируется, что и есть, кстати сказать, признак ее прогрессирующего развития.

Александр Генис: Другими словами, рост правительственной администрации – не результат заговора вашингтонских бюрократов или штатных губернаторов, как часто говорят влиятельные теперь сторонники “чайной партии”, которых я по вашей просьбе уже не называю “чайниками”.

Борис Парамонов: Нет, конечно, это - требование усложняющейся жизни. Так называемое Большое правительство – всего лишь метафора этого неизбежного усложнения. И вот тут сказывается некий коренной американский конфликт, уходящий в самые толщи американской истории.

Я сформулирую это следующим образом. Есть тип американца – патрицианского протектора, и есть второй тип американца – энергичного, если угодно агрессивного янки, пришельца, вооруженного исключительно собственной инициативой и собственными зубами.

Александр Генис: Это же – Юг и Север, расклад, приведший к гражданской войне.

Борис Парамонов: В каком-то смысле. Но конфликт этих типов до сих пор ощутим в Америке, и даже не в политике, в основном, а в психологии игроков на политическом и всяких иных полях. Самое интересное в этом отношении, как я со временем понял, - это модификация старого южного плантатора – доброго хозяина своих рабов – в тип интеллектуального либерала. Сегодняшний нью-йоркский либерал, распинающийся за узников Судана, - это психологический мутант доброго южного барина, считавшего себя отцом своих черных невольников. Я настаиваю на этом: тут нет генетической, родственной, кровной связи, но есть культурная ассимиляция. И вот такой друг народа в нынешних правительственных структурах – сторонник Большого правительства, думающего о подданных и за подданных. Ну а тип энергичного янки-пришельца, лишенного рабов, но не инициативы, - сегодня это, скажем, Сара Пэйлин, которая взять не может в толк, как это кто-либо кроме нее самой может освежевать шкуру ею же убитого оленя.