Борис Парамонов: Борис Парамонов на радио "Свобода" -2011

Дмитрий Волчек: А почему вас увлек фильм ''Меланхолия'', что вам показалось интересным?

Слава Цукерман: Прежде всего, для меня произведение искусства интересно своей эстетической цельностью и выразительностью. Фон Триер очень часто раздражает в своих фильмах, так же, как и на этой пресс-конференции. Я понимаю, что люди так эмоционально реагируют, потому что он этого и хочет, он хочет задеть и хочет раздражить. И некоторые его фильмы каким-то своим месседжем и меня тоже раздражали, некоторые, наоборот, воспринимались как несколько интеллектуально холодные. И этот фильм я тоже смотрел как интеллектуально холодный, но под конец он меня так пронял, что на последнем кадре я заплакал. Вот владение искусством, причем это все очень стилистически точно выстроено от первого до последнего кадра, развитие этой метафоры, это эстетически цельный фильм, таких очень мало, единицы столь современно сделанных картин.

Дмитрий Волчек: Культуролог Борис Парамонов говорит, что фильм ''Меланхолия'' оказался для него ''сильнейшим эстетическим и вообще культурным событием года''. Борис Парамонов: Фильм ''Меланхолия'' не столь энигматичен, как кажется. Элемент апокалиптического утопизма – вполне понятная метафора. Гибнет не земля, а кончается культура, высокая европейская культура. Причем культурные аллюзии отнюдь не сконцентрированы на последней современности – разве что свадебный лимузин, которому никак не развернуться на узких тропах старинного пейзажа. Что касается таинственной планеты с таким выразительным названием, то это просто-напросто старинная и всем известная Луна. Персонажи ''Меланхолии'' – ''люди лунного света'', как сказали бы в старой России, или, в сходной коннотации, ''декаденты''. У каждого своя луна, у каждого свое горе. А замок, в котором так и не состоялся свадебный пир, – он из той же ''декадентской'' литературы, из Гюисманса или Метерлинка. Единственный представитель актуальной современности – хозяин рекламного агентства – дезавуирован и покидает свадьбу.

Есть, однако, в ''Меланхолии'' не совсем понятный элемент. Это тема двух сестер и, соответственно, двухчастное членение фильма. Учитывая, что первую сестру зовут Жюстин, сразу же вспоминается маркиз де Сад, у которого тоже две сестры – злодейка Жюстин и добродетельная Жюльет (у фон Триера – Клэр). Но четкого параллелизма Саду нет в ''Меланхолии'' – разве что Жюстин можно всё-таки посчитать некоей лунной Лилит, как бы призывающей планету-губительницу. Это сцена в лесу, где нагая Жюстин эротически нежится в лучах планеты, как бы ее ни называть – Меланхолия или просто Луна. Сцена поразительная по чисто визуальной красоте.

Фильм вообще неправдоподобно, сверхъестественно, бесстыдно красив. Тут действительно пахнуло последним днем Помпеи: смотрите, пока целы ваши глаза и пока есть еще в мире художники! Завтра этого не будет. Уже сегодня этого нет нигде, кроме как у фон Триера. Он хочет выступить последним европейским художником большого стиля. Так и есть. Феллини, Бергман и Антониони умерли, Бертолуччи замолчал, и сейчас в мировом кино нет никого выше фон Триера.

В фильме чувствуются реминисценции из Тарковского, как выясняется, оказавшего ни с чем не сравнимое влияние на сегодняшних мастеров. Визуальная красота, минимум текста и классическая музыка за кадром – вот главные элементы Тарковского, работающие у фон Триера. Даже картина Брейгеля появляется. Всё, к чему он прикасается, делается у фон Триера красивым. Шарлоту Генсбур не назовешь красавицей, но фон Триер снял ее так, что от нее не оторвать глаз.

Еще раз: не будем поддаваться на апокалиптические намеки. Не Земля гибнет в фильме фон Триера, а гибнет, уже погибла высокая европейская культура. Ларс фон Триер поет ей отходную.

А Америку, как известно, он не любит и ни разу в ней не бывал. А что ему там смотреть – Диснейленд?

Фильм фон Триера напомнил мне поэму Бродского ''Новый Жюль Верн'': тот же конец старой, хрестоматийной Европы, славного Девятнадцатого века.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24436450.html

* * *

Когда и смерть красна

Бурными политическими событиями в России – а в мире почти одновременной кончиной столь разных Вацлава Гавела и Ким Чен Ира – оказалась заслонена смерть Кристофера Эрика Хитченса – замечательного англо-американского журналиста, снискавшего шумную славу по обе стороны Атлантики. В англязычном мире уход Хитча (как его звали друзья) обсуждали бурно, в остальной части земного шара, особенно в России – почти не заметили. А зря. Вот основные вехи его примечательной жизни. Британец по рождению, он переехал в Соединенные Штаты и принял американское гражданство. Он активно сотрудничал в американских журналах Atlantic Monthly и Vanity Fair, постоянный гость телевизионных шоу. Хитченс обладал яркой, можно сказать вызывающей личностью, причем не скрывал своих жизненных пристрастий. Он, например, признавался в любви к алкоголю и охотно говорил, что, выступая перед зрителями, взбадривает себя известной дозой крепких напитков. Точно так же не скрывал любви к табаку - во времена, когда курение стало считаться не совсем корректным занятием. За всеми этими увлечениями – в число которых, конечно же и прежде всего, входила работа - Хитченс прожил 62 года, умерев от рака пищевода. Можно с большой вероятностью сказать, что не будь этих излишеств, то Хитченс прожил бы на двадцать лет больше. Но как кажется, он бы полностью согласился с максимой Бродского: "Если проснувшись не закурить сигарету, то стоило ли просыпаться?"