Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -январь 2012- май 2013

Иван Толстой: Всё это, конечно, очень далеко от сегодняшней школы, даже и высшей, не только средней. Преподавание литературы всё еще кустарное занятие. Но и другой вопрос закономерно поднимается: а можно ли такое преподавание сделать научным? Шире: возможно ли литературоведение как строгая наука? И в связи с этим – научен ли сам Шкловский? сделал он из литературоведения науку?

Борис Парамонов: Мне вспомнился забавный диалог из американской комедии. Два жулика разговаривают. Первый говорит: ты мне доверяешь? Второй: если сказать дипломатично – нет. Так и с литературоведением как наукой. Методы могут быть сколь-угодно научными, но ими сам предмет исследования, то есть литература, не охватывается.

Шкловский, что называется, поверял алгеброй гармонию. Между тем по натуре своей он был не Сальери, а скорее Моцарт. Так я и назвал одну мою статью о нем: «Моцарт в роли Сальери». Пересказывать эту статью уже незачем, приведу только одну цитату из нее: это из книги Бориса Михайловича Энгельгардта, замечательного ученого, умершего в ленинградской блокаде, Вот что он писал книге 1927 года «Формальный метод в истории литературы»:

Диктор: «В формализме мы наталкиваемся не на границы данного метода, а на границы самой науки. Формализма не приемлют, потому что в современных науках о духе (в терминах Риккерта), в отличие от современного естествознания, всё еще господствует алхимический подход. К формализма как литературоведению, как к отрасли наук о духе относятся так же, как прежние натуралисты относились к новому естествознанию. Современное естествознание, за исключением нескольких чисто описательных наук, далеко отошло от конкретного явления. Оно безжалостно кромсает, режет и расчленяет живой и целостный факт, изучая в изолированном виде составные его элементы: чем чище и полнее изоляция, тем для него лучше».

Борис Парамонов: Произведение искусства – всякого, не только литературы – являет пример целостного духовного явления. Предмет искусства именно «алхимичен», его не разложить аналитическими методами. А Шкловский, формалисты вообще хотели, пытались сделать литературоведение наукой, Они многое поняли и открыли в литературе, объяснили многое раньше непонятое. Но если б можно было до конца понять художественное произведение тем или иным методом, - тогда можно было бы тем же методом его создать, сконструировать, вывести из небытия. А это уже утопия. Искусство создается целостным духом, или, как сказали бы в старину, гением. Гений – это разум, действующий как природа, говорил Кант. И он же говорил: я могу постигнуть движение звезд, но не в силах самостоятельно создать малейшую травинку. А искусство, как известно, не на небе, а в траве, по словам Пастернака.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24991494.html

* * *

Бал для Золушки

Смерть Дины Дурбин в возрасте 91 года не могла не всколыхнуть воспоминаний у людей, смотревших ее фильмы и помнящих их. Тут надо сказать, что меньше всего Дину Дурбин помнили именно в Америке. Она блистала на экранах Голливуда в конце 30-х – начале 40-х годов в музыкальных кинокомедиях, бывших тогда одним из ведущих голливудских жанров. Этот жанр, как нам теперь представляется, очень способствовал выходу кино из того неожиданного тупика, в который привело его появление на экране звука. Первые звуковые фильмы были рабской копией сценических театральных постановок – исчезала специфика кино, в котором главное – движение. Вот тогда Голливуд и придумал делать всяческие мюзиклы, в которых пение давало естественную мотивировку звуку, а танцы сохраняли главный кинопринцип – движущееся изображение. Понятно, что для таких ролей требовались актеры, умеющие петь. А у Дины Дурбин уже в 13 лет обозначилось великолепное колоратурное сопрано. К тому же она обладала очень подходящей для этого жанра внешностью – милая девушка, не писаная красавица, но очень обаятельная и всем нравившаяся: то, что в Америке называют girl next door, девушка-соседка. И еще одно обстоятельство обусловило шумный успех Дины Дурбин: тридцатые годы были в США нелегким временем Великой депрессии – людям в кино хотелось забыться, отдаться иллюзии легкой и красивой жизни, которую так умел создавать Голливуд.

Понятно, что Дина Дурбин была не одна, тогда много появилось в кино талантливых певиц. Красивее всех была Джанет Макдональд, выступавшая в паре с Нельсоном Эдди и французом Морисом Шевалье. Еще одно открытие тех лет – Джуди Гарланд, ставшая культовой фигурой не только американского кино, но и всей американской культурной жизни. Вот ее хорошо помнят и всячески возносят до сих пор. Довольно часто по телевидению показывают старые фильмы с Джанет Макдональд. А вот о Дине Дурбин этого сказать нельзя. За все время, что я живу в Америке, я видел по ТВ только один ее фильм – "Все началось с Евы". И, между прочим, она в этом фильме не пела; то есть должна была петь и несколько раз садилась за рояль, беря соответствующие аккорды, но каждый раз что-то ее пению мешало. Это был забавный киноприем, зрителя как бы дразнили; но все кончалось хорошо и Дина Дурбин даже без пения завоевывала сердце молодого богатого наследника.