Борис Парамонов - Борис Парамонов на радио Свобода -июнь 2003- декабрь 2004

Это, однако, не последние слова ученого о поэте. Работа Жолковского кончается всё же на иной ноте:

"Маяковский поэтом стал. Из смеси духовной пустоты, риторических ходулей и воспевания человека (то есть себя), из ярости, отрицания и потрясания мировых устоев выросли трагические стихи о любви, гротескные обличения традиционных ценностей, остроумное снижение и пародирование классики, иронически-гиперболическая метафорика, маршеобразный гул революционной поэзии, языковое и стиховое новаторство, а вместе с тем - литературные воплощения примитивности, злобы, мучительства, мегаломании, демагогии и позерства - почти сто томов партийных книжек ".

В этом анализе, который так и не вышел к синтезу, продемонстрирован предел метода - пресловутого структурализма, вообще любого квази-научного подхода к поэзии. Анализ удается, разложение на элементы проведено искуснейше, а целостного облика в результате не возникает. Ведь те хорошие слова, что звучат в последнем абзаце невыводимы из аналитических результатов, они из другого источника - любви и вкуса исследователя к поэзии. Как принято говорить в подобных случаях, из тысячи крыс нельзя составить одного слона. Структуралист разложил Маяковского на тысячу крыс - кошмарное зрелище, но слона-то он и не приметил. Вернее, метод не позволил приметить.

Структурный анализ, случается, работает на пространстве одного стихотворения: помогает понять стихотворение, будь оно сколь угодно темным. У А.К. Жолковского масса работ такого рода, среди них подлинные шедевры: например, разбор стихотворения Пастернака "Мне хочется домой, в огромность Квартиры, наводящей грусть..." Но это опять же отдельные удачи на заведомо узком плацдарме. Поэта нельзя понять и оценить при аналитическом подходе - он открывается только целостно.

Тем не менее, хочется привести пример, где и анализ отдельного стихотворения не срабатывает - приводит к неверным выводам и неправильной оценке. Опять же Маяковский и Жолковский: о стихотворении "Дачный случай". Читаем стихи:

Я нынешний год проживаю опять

в уже классическом Пушкино.

Опять облесочкана каждая пядь,

опушками обопушкана.

Приехали гости. По праздникам надо.

Одеты - под стать гостью.

И даже один удержал из оклада

на серый английский костюм.

Одёжным жирком отложились года,

обуты - прилично очень.

"Товарищи" даже, будто "мадам",

шелками обчулочены.

Пошли, пообедав, живот разминать.

А ну, не размякнете? Нуте-ка!

Цветов детвора обступает меня,

так называемых - лютиков.

Вверху зеленеет березная рядь,

и ветки радугой дуг...

Пошли вола вертеть и врать

и тут - и вот - и вдруг...

Офренчились формы костюма ладного,

яркие, прямо зря,

все достают из кармана из заднего

браунинги и маузера.

Ушедшие подымались года,

и бровь по-прежнему сжалась,

когда разлетался пень и когда

за пулей пуля сажалась.

Поляна - и ливень пуль на нее,

огонь отзвенел и замер,

лишь вздрагивало газеты рваньё,

как белое, рваное знамя.

Компания дальше в кашках пошла,

р е вольвер остыл давно,

пошла беседа, в меру пошла.

Но -

знаю: революция еще не седа,

в быту не слепнет кротово, -

революция всегда,

всегда молода и готова.

Проблема, связанная с этим опусом: А.К.Жолковский счел это стихотворение плохим и значительную часть рассуждений о нем посвятил вопросу о том, можно ли средствами анализа индивидуальной поэтики решить вопрос о художественной

ценности того или иного произведения искусства. Как я понял, теоретическая часть осталась без решения, но чисто вкусовая оценка была дана исследователем негативная.

Между тем, именно с вкусовой точки зрения, я готов считать это стихотворение, во-первых, не таким уж и плохим, во-вторых, стильным, четко выражающим нравы и быт соответствующих кругов советской России эпохи позднего Маяковского, а в-третьих, если угодно, даже и пророческим. Чекистские гости Бриков и Маяковского нынче отнюдь не прячутся в подполье.

Не могу не поделиться неким поучительным воспоминанием. В эпоху Ельцина, когда началась всяческая приватизация, одним из самых лакомых кусков закономерно стало телевидение. Вокруг телерекламы разгорелась поистине эпическая борьба, потери в которой хорошо известны. Тогда появилась статья в "Нью-Йорк Таймс", где рассказывалось, как во время одной пресс-конференции, посвященной всё тому же животрепещущему вопросу о телевидении, один из участников оной, Сергей Лисовский, при каком-то не совсем ловком телодвижении выронил из кармана револьвер.