Роберт приосанился, широко, очень по-американски улыбнулся отражению и, «взяв в руку» фантомный микрофон, произнес: «И я, дамы и господа, как основатель Ростовского метрополитена, со всей ответственностью заявляю...»
— Бобр... Роберт! — в дверях, почему-то одетая по-домашнему, а не для школы, стояла младшая сестренка.
Роберт вскинулся — опять эта дурацкая привычка входить без стука. Надо поставить на дверь замок. Два замка. Разозлился он потому, что сестра могла увидеть, как он тут дурачится перед зеркалом, а меньше всего на свете Роберт Ангурян любил выглядеть дураком. Но, кажется, Карина ничего не заметила. Она была страшно растерянной и мялась на пороге, будто пыталась подобрать для разговора правильные слова, но не знала, с чего начать. Роберт мысленно позлорадствовал — видимо, сестренка по наущению старших пришла извиняться за вчерашнее и теперь страдает от уязвленного самолюбия.
В детстве Роберт мог неделями не разговаривать с сестрой, наказывая ее за малейшую провинность или непослушание. Однако младшая бестолковая сестра — одно. А смотрительница ростовского лабиринта, даже если ей всего лишь пятнадцать, — совсем другое. Ссориться с новой смотрительницей Роберту было совершенно не с руки, поэтому он сцепил зубы и доброжелательно кивнул.
— Каро! Что? Завтракать пора? Знаю — мать забегала уже. Сейчас спущусь. А ты как? Как встреча с хозяином? Знаешь, а я подумал тут — круто, что так вышло. Я наверху, как отец, ты внизу смотрителем — сработаемся на отлично.
— Нормально. Да... Сработаемся.
Голос у сестры был не спокойный, как обычно. Не дерзкий, как вчера вечером, не язвительный, как можно было бы ожидать, а какой-то погасший. Именно таким бесцветным голосом сообщают самые страшные новости. «А может, и не извиняться пришла», — мелькнула догадка.
— Что-то не так? — Роберт шагнул вперед. В голове его возник список всех возможных страшных известий, от скоропостижной смерти деда до прибытия в центральный офис налоговой инспекции, и Роберт не нашел в списке ни одного события, из-за которого бы мог огорчиться по-настоящему. Однако приличия ради он подпустил в лицо толику подходящего случаю волнения и тревоги.
— Цыба умер.
— Ох, ты. Какая жалость... Тьфу! Какой еще Цыба?
— Который в субботу был. Ну, который дрался. Полный такой... Друг Шорохова. Это — Цыба. И он умер.
— Э-э-э, — маска тревоги сползла, сменилась недоумением, а потом превратилась в брезгливую гримасу. — А мне-то с этого что?
— Так ведь это ты его убил, Роберт. — Карина уставилась брату прямо в глаза. — Я видела, как ты его двинул. Все видели.
— Погоди, погоди. Стоп! Ты что за фигню порешь? Жирдяй на своих двоих домой утопал.
— Кровоизлияние в мозг у него. От удара по голове. От твоего удара. И тебя... — Она набрала побольше воздуха и выпалила: — Тебя за это могут в тюрьму посадить!
— Что за чушь! Какой-то дохлый Цыпа... Я убил? Тюрьма? Откуда ты вообще это взяла?
— Я, — Карина схватилась руками за щеки, как будто пыталась удержать голову на плечах. И выдохнула тихо, но отчетливо: — Я не могу сказать...
— Начинается... Можно без этих дурацких секретов?
— Я просто знаю. Точно знаю, и все... Какая разница откуда?
— Откуда знаешь? — Роберт схватил Карину за плечи и грубо встряхнул.
— Мне сказали...
— Кто?
— Я не могу...
— Кто сказал? Если не ответишь, у тебя тоже будет кровоизлияние в мозг!
— Макар...
— Что?
— Шорохов...
Роберт оттолкнул сестру, будто она на его глазах превратилась в мерзкое чудовище.
— Шорохов? Ты что, общалась с ним?
В лице Роберта было столько презрения, что Карина рассердилась.
— Да, общалась! Только что! Он был здесь...
— Дрянь!
Пощечина была жесткой. Девушка приняла удар с открытым лицом, хотя Роберт знал — закрыться и уклониться сестре ничего не стоило. Щека ее распухла, покраснела, но она даже не вскрикнула. Стояла прямо, вытянувшись и зажмурившись, будто солдатик-дезертир перед особистом.
— И давно вы с Шороховым... это? Дружите? — саркастично протянул Роберт. — Может, красавчик и в субботу к тебе приходил, а я не въехал? Что? К тебе?
— Нет... Мы только вчера с ним познакомились. На ипподроме.
— Дрянь! С кем связалась!
— Что происходит? Роберт? Каро? — одетый по-офисному, в строгий синий костюм и белоснежную сорочку, вышел на шум отец.
— Ничего.
— Разве? — Роберт плюнул Карине под ноги и обернулся к отцу. — Держись крепче, отец. Наша свежеиспеченная смотрительница, оказывается, таскает к себе по ночам парней...
Читать дальше