Неизв. - Длительное убийство лорда Финдли (Доктор Пенн) / Проза.ру - национальный сервер современной прозы

Прошли недели и месяцы; события того вечера не забылись, но немного поблекли. Чего только ни происходит в особенные дни – думал я, – верно, и полые холмы открываются. Каково же было мое удивление, когда в один прекрасный день к Монку явился некий домовладелец и торговец шерстью Фулль. Оказалось, та не владеющая искусством женской стыдливости посетительница не была ни привидением, ни фейри. Ее звали Мэри, и она приходилась коммерсанту внучатой племянницей. Фулль счастливо застал генерала в Лондоне, просил о приеме и смиренно ждал несколько часов, пока я пообедаю и передам его просьбу. На аудиенции выглядел униженным и, стесняясь, спросил, может ли Монк оказывать какое-либо вспомоществование новорожденному. Проситель объяснялся сбивчиво, но мы с Джорджем сразу поняли, кто такая его племянница, едва он упомянул, о последствиях какой ночи толкует. Джордж мог бы с легкостью отказаться – кто бы его уличил, кто упрекнул? Однако он неожиданно быстро, и так же стесняясь, признал все и обязался деньгами. Я думаю, Фулль удивился такому обороту больше моего. Он, видно, не рассчитывал ни на что, а пошел по велению племянницы, которой наверняка сам боялся (демоническая стерва, что и говорить, хоть и из плоти и крови), и я не мог не сочувствовать ему.

На некоторое время мной овладело маниакальное желание увидеть Мэри Фулль еще раз. Нет, я не хотел посмотреть на ту тропинку, которой прошел генерал, и уж тем более не хотел ходить по ней сам. Мне нужно было всего лишь избавиться от наваждения, взглянуть на нее при свете дня. Хотел увидеть ее с опухшим по утреннему времени лицом, непричесанную, ненакрашенную – чтобы увидеть в ней обычное женское смущение. Или застать за стиркой, за надраиванием чугунных сковород – той работой, которая лишает женщин их красоты и сатанинской гордыни, напоминая, что Ева – обезьяна рядом с Адамом. Я хитростью выманивал у Монка поручения, с которыми мог бы появиться в доме Фулля – передать деньги или справиться о здоровье – но уловки не помогали. Каждый раз высовывалась одна из ее отвратительных родственниц, старых, смуглых, костлявых и толстоносых, и говорила, что Мэри сейчас в другом месте или занята или больна. Я бы мог настоять или использовать силу, но боялся, что Монк узнает о моей проделке и оскорбится.

Так, единожды для забавы и из любопытства скроенная гримаса приросла к моему лицу. Служба пошла не так, как я того хотел. Военная и флотская карьера не сложилась, не склеилась, не произошла – как ни горько. А ведь кто знает, сейчас я мог бы лежать на дне Мидуэя, ни о чем не беспокоясь, молодой и прекрасный. Но – что теперь об этом. Моя служба при Монке превратилась в тягостное влачение дней. Из-за своей непрошенной расторопности стать поверенным в его делах я так и оказался вытеснен из подлинно мужского круга в дуэньи. Каждый месяц я приносил деньги в дом на Фостер Лейн и спрашивал, здоров ли «тот ребенок». Служба моя была легка и тем унизительна, потому вскоре я возненавидел своего подопечного. Что до Монка, он ни разу не пришел на него взглянуть, даже из любопытства. Думаю, дело неловкости, которую он испытывал перед герцогиней Албемарл. Как-то раз он сказал мне: ты единственный приличный человек рядом с ним… Не просил взять его к себе в дом или заботиться о его будущем – но ничего не значащая фраза наложила на меня тягостные из-за своей неясности обязательства, и я нес этот груз долгие годы, лишь сравнительно недавно избавившись от него – благодаря Пимблтону.

Да, ребенок… Первое время, еще не зная, на что он похож, я думал – что за кобольд должен был вылезти из неблагого лона девицы, словно в насмешку носящей христианское имя? Но, увидев его в первый раз на руках у Фулля, испытал разочарование. Он ни единым волосом не пошел в отца. О том вы знаете лучше меня: его нельзя назвать ни привлекательным, ни высоким, ни обладающим жгучими черными глазами и кудрями. Однако, и в мать он не удался. Он не оказался жутким безгубым гоблином или прозрачным умертвием — обычный ребенок, не упитанный и не тощий, он просто сидел на руках у Фулля и с чавканьем жрал моченое яблоко, злобно на меня зыркая, будто я сейчас нападу, отберу обслюнявленный плод и съем. Вот и все чудеса.

Смерть Монка стала генералу избавительницей ввиду его многочисленных болезней, и все равно я пережил утрату тяжело. Телесные страдания Джорджа я ощущал как свои, его смерть была для меня желанна и ужасна в той же мере, что и для него. Нажитое состояние герцога измерялось не тысячами, а долгами, о чем нотариусы объявили во всеуслышание спустя положенный срок после похорон, а я знал и до соборования. Ребенку в тот год исполнилось семь. Вкладывать в его нужды свои средства я не собирался, и в том был с собой честен. Потому несколько недель после погребения я спал, не гася свечу и ожидая, что тень генерала придет ко мне сказать, как плохо я забочусь о его сыне. Лишь бы раз он пришел ко мне – я бы многое ему ответил. Я бы, наконец, поговорил с ним начистоту! Я бы сказал: не знаю, за какие грехи тебе была послана эта Медуза, но я имею право не отвечать за наследие твоей безбожной связи! Твой отпрыск немало изъел твоих денег, так что и его вина есть в том, как пренебрежительно о тебе говорят многие в нашем главном в мире городе! Нет, я не хочу дальше тащить твой груз. На сем уходи, милый призрак. Уходи.