Андрей Дай - Поводырь - 4

Нужно признаться, я до разговора с нашим вернувшимся из Туркестана завоевателем, планировал воспользоваться "лишними" человеческими ресурсами немного по-другому. В регионе, под пристальным моим и управляющего Контрольной палатой, надворного советника Павла Степановича Грибовского, активно создавались Переселенческие комиссии. Строились карантинные поселения и амбары, закупалось продовольствие. Людей, конечно же, не хватало.

Кстати. Раз уж вспомнил... Нужно, за одно, покаяться. Я, мздоимец и крохобор, самым настоящим образом продал подряд на снабжение переселенцев консервированными продуктами Куперштоху. И у меня есть только... две причины для оправдания. Во-первых, продукция у Каинского иудея действительно качественная. И туркестанская армия отказалась снабжать этими продуктами действующую армию только потому, что стеклянные, двухштофные - это примерно два с половиной литра - банки оказались плохо пригодными для длительной транспортировки. А банки меньшего объема, двухкосушные - примерно семисотграммовые - показались интендантам излишне дорогими.

И во-вторых, продал я подряд не за деньги, а за, скажем так - за услуги. Взамен, Лейбо Яковлевич, побожился, что уже в следующем же году, так или иначе, заставит переехать в западную Сибирь не меньше пятидесяти грамотных людей. Врачей, инженеров, учителей, в конце концов. При нашем дефиците, все нужны. После разговора я себя чуть ли не работорговцем чувствовал. И успокаивал разбушевавшуюся совесть только тем, что, скорее всего, обеспечу такими принудительными действиями, новую безбедную жизнь погрязшим в долгах людям.

Ну, короче говоря, судя по всему, линия жизни на ладошке Борткевича вела или в казенный дом, или в Синьдзян. Потому как у меня в сейфе лежало дозволение от Его Императорского Высочества по собственному усмотрению Совета Главного Управления привлекать бродяг и лиц родства не помнящих к любым видам работ "по нужде и потребности". Судебная реформа еще не добралась до Сибирских губерний. Деятельность лично назначаемых царем наместников Кодекс Законов регламентировал слабо, и мне ничего не стоило, на основании прямого распоряжения прямого начальника, склепать какое-нибудь постановление об объявлении опытной селекционной фермы Ерофеевых такой вот "нуждой".

Нужно уточнить, что во всех регионах страны, кроме Западной Сибири, председателем Совета Главного гражданского Управления, был собственно сам наместник. Или, как его чаще всего именовали - генерал-губернатор. Обычно, этот же самый человек был и начальником военного округа. То есть, еще и высшим воинским командиром. Что, по моему личному, нежно хранимому при себе, мнению, являлось совершеннейшей глупостью. Мало того, что армейский офицер в чине не менее генерал-лейтенанта обладал всей полнотой - и военной и гражданской - власти, так ему же вменялось в обязанности осуществлять политический контроль на территории. По большому счету, генерал-губернатор был этаким, назначаемым на некоторое время лично Государем, удельным князем. Подчинялся только лично царю, и только перед ним держал ответ. Все остальные министры, сенаторы и члены Государственного Совета, хоть и считались большинством неискушенных обывателей главным управляющим звеном страны, никакого влияния на работу наместников оказать не могли.

А с правителями недавно окончательно умиротворенного Кавказа и моей Западной Сибири, как членами царской семьи, все было еще сложнее. Им, если вдуматься, даже высшие столичные вельможи ничего приказать не смели. Только рекомендовать или просить. Теперь представьте в этой схеме меня. Официально я числился чиновником МВД, то есть - представителем гражданской власти. Но подчинялся только наместнику, который, в силу своего права по рождению, и рекомендации Государя исполнял только из сыновнего почтения.

Уникальное я положение занимал - вот что скажу! Все вокруг, за редчайшим исключением, должны выполнять мои распоряжения, а я - только изредка отчитываюсь перед Николаем. Представляете теперь, какая страшная судьба ждала бы охамевшего Борткевича, если бы все, как всегда, не было куда сложнее чем кажется на первый взгляд. И как тому подтверждение - у меня в кабинете на столе лежало три послания, так же доставленных с последней почтой. Последней, перед ледоставом.

Нет, авторы этих депеш понятия не имели о существовании какого-то там Каинского окружного начальника. Как и о десятках тысяч других коллежских асессорах, или пехотных капитанах, несущих службу на просторах Отечества. Их, моих столичных корреспондентов, волновали вопросы совершенно другого уровня. К некоторой части из которых, вольно или невольно, оказался причастным и я. Один конверт вообще был писан рукой царского секретаря и был украшен крупной красной печатью ЕИВ канцелярии. Чаще всего оттуда мне присылали всякие гадости вроде рескрипта о моем увольнении с должности гражданского начальника Томской губернии год назад. Но в этот раз под плотной, похожей на тонкий картон или толстый ватман, оболочкой содержались приятные известия: личное, естественно надиктованное писарю, послание Александра Второго, выражение признательности за присланных из Сибири собак, которые "уже успели явить свои несравненные стати и редкостную понятливость в охоте". Не сказать, чтоб я особенно сильно переживал за оправленного чуть ли не "на деревню, дедушке" калтайского татарина Рашитку, но все-таки был рад узнать, что и щенки и их воспитатель благополучно добрались до царского охотничьего заповедника.