Станислав Меньшиков - Пражский Ватикан

— Меня немного удивляет, однако, — продолжил Киссинджер, — идея Горбачева о «едином европейском доме». Можно понять его стремление улучшить отношения с Лондоном, Парижем и Бонном. Но готов ли он на объединение Германии, без чего Европа останется расколотой? И готова ли Москва на ослабление своего контроля над Восточной Европой? Главное же — надежды Москвы на ослабление позиций США в Европе не основательны. Европа получает от альянса с Америкой много больше, чем она когда-нибудь получит от сближения с СССР. Пока существует русская империя в какой-либо форме, да ещё и оснащённая ядерным оружием, Европа будет кровно нуждаться в поддержке Америки. Да вы и сами убедились на сегодняшней конференции, насколько прочны и многогранны не только политические, но и духовные узы через Атлантику. Мы над этим работали десятилетиями, и ослабить это единство теперь уже вряд ли возможно.

Признаться, я и сам считал идею «единого европейского дома» довольно туманной. Но таких утопических построений в «новом мышлении» Горбачева было много. Согласившись на поглощение ГДР Западной Германией и на антисоциалистический переворот в Восточной Европе, Горбачев не только не приблизил, но фактически отдалил создание единого общеевропейского дома. В то время мы не могли предвидеть, что это произойдет всего через два года.

Вернувшись в Прагу, я предложил опубликовать интервью с Киссинджером, убрав из него скользкие моменты. Самым выигрышным для ПМС было признание Киссинджера, что Вашингтон и он лично активно участвовали в свержении в 1972 году президента Чили Сальвадора Альенде. Генри считал борьбу Америки с коммунизмом геополитической реальностью и даже гордился этим. Из осторожности шеф-редактор предложил мне согласовать факт такой публикации с руководством Компартии США. В скором времени в пражском аэропорту делал остановку Гэс Холл, и я отправился туда поговорить с ним. Холл дал устное согласие и с тем улетел. К нашему удивлению, после публикации интервью пришёл письменный протест от КП США. Мы послали вежливое объяснение со ссылкой на мой разговор с Холлом. Дело само собой утихло. По-видимому, среди правоверных коммунистов дать слово империалистическому монстру на страницах коммунистического издания было крупным прегрешением. Впрочем, представители других компартий поддержали эту публикацию, считая, что этим журнал расширяет круг читателей и свой тираж.

На следующий год я опять принял участие в семинаре Аспенского института, посвящённом на этот раз межнациональным отношениям в СССР. С нашей стороны участвовали также главный редактор журнала «США» Валентин Бережков и сотрудник Института США Андрей Кортунов. Из западных учёных выделялась Элен Карер д’Анкосс, ведущий во Франции специалист по СССР, которая впоследствии стала почётным секретарем Французской академии наук. Меня тогда поразили детальное знакомство западных экспертов со всеми более или менее крупными националистическими группами в наших республиках и уверенность, с которой они говорили о неминуемом по их мнению, близком распаде СССР. Я, как всегда, бросился в бой, чтобы хоть как-то сбить этот наплыв мрачных прогнозов. Валя Бережков меня поддерживал, а Андрей Коркунов скорее осторожно соглашался с моими оппонентами. Я не удивился, узнав, что Андрей вошёл впоследствии в директорат Фондов Карнеги и Сороса в Москве.

Я не раз вспоминал эти дискуссии еще до того, как Союз распался. Как-то в Карловых Варах в 1989 году, сидя за одним столом с тогдашним заместителем министра госбезопасности советского Азербайджана, я забросал его вопросами о бездействии властей перед нараставшим национал-сепаратизмом. Замминистра, русский по национальности, дал понять что бессилен перед местной элитой, которая покровительствует этим движениям. В наших спецслужбах, и не только там, было хорошо известно о положении в республиках, но при Горбачеве ничего не делали, чтобы пресечь растущий сепаратизм.

Возвращусь к своей второй поездке в Западный Берлин. Я решил на этот раз въехать туда через ГДР и Восточный Берлин. Рейс из Праги туда был прямой и занимал около часа. С помощью представителя СЕПГ в журнале, которым был тогда приятный и любезнейший ветеран немецкого комдвижения Жорж Квиатковский, я занял номер в партийной гостинице. Зайдя в наше посольство, я получил пропуск для прохода в Западный Берлин. С ним я мог свободно перемещаться из одной части города в другую. От партгостиницы я пешком шёл до знаменитого пропускного пункта «Чек-пойнт Чарли», оттуда на метро ещё с полчаса до Курфюрстендам. По вечерам в восточной части было темновато, а западная сверкала огнями, и я иногда перебирался туда в поиске развлечений. Зато в восточной части всё было много дешевле.