Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля (сборник)

– Сегодня, дебоширим по полной, а завтра в путь. Игната нужно найти.

Соскучившись, каждый, перебивая друг друга, пытаясь восполнить время разлуки, выкрикивал:

– По моим сведениям он должен быть где-то на Кольце, – поведал Горыныч.

– Небось, и не знает, что мы спаслись только благодаря его выходке, – хохотнул кто-то.

…Вокруг возбужденный гул, а голова сталкера занята совсем другим.

Хлопанье крыльев. Вот ведь настырная гадина! На пол, пытаясь увернуться. Поздно, слишком медленно. Резкая боль, спину обжигает огнем…

Отрывистый звучный бас: «Отступаем!»… Схватили, понесли… Автоматные очереди снова и снова…

Дверь. Зал… Догадка. Кажется, удалось высказать ее вслух?..

– Говорю же, глаза бабочек лучше различают движущуюся цель, вот моль за пареньком и ломанулась! – донеслась сквозь захватившие меня в оспоминания чья-то здравая мысль.

«Игнат! – ёкает в груди. – Куда ты?!»

Толчок. Ряды кресел по бокам и проносящийся мимо рыже-бурый поток. Все как в тумане: туннель наружу, с полкилометра до Новослободской… Что же так трясет, будто нельзя аккуратнее ехать?!.

Больничная палата, целых два месяца безделья, назойливые врачи, бесконечные лекарства и процедуры…

Смог ли парнишка добежать до спасительного метро? Жив ли? Если да, то как он там? Искать его надо, а я тут бока проминаю…

Влад сам не заметил, как гул стих. Остались только обеспокоенные взгляды парней.

– Чего нахмурился? Да все в порядке с твоим другом!

– Струхнул малец, с кем не бывает?

Подытожил как всегда рассудительный и несуетной Горыныч:

– Да узнавал я, до станции он добрался. А значит, все обязательно будет хорошо.

; Влад улыбнулся в ответ, вновь окунаясь в веселый гам, звон кружек и подтрунивание друзей…

I. VIENES QUEMANDO LA BRISA…

– Ну что, поп. Отжил ты свое, – лицо седеющего громилы искривилось в недоброй ухмылке. – Ты уж прости нас грешных, служба такая. Помолись там за нас, что ли?

Два других подельника, вооруженные «калашами», переглянулись и отрывисто заржали.

Отец Арсений, с перемотанными проволокой руками, лежа на жесткой, утыканной мелкими камнями земле, тяжело дышал. Необычайно горячий ветер обжигал его изможденное лицо. Он знал, что пришел конец. Священник больше не вырывался и не вопил, глаза его мертвенно вперились в одну точку, а из пересохшего горла то и дело вырывался чуть слышный хрип. Он понимал: погибель близка и печальная судьба его неотвратима. Скоро, очень скоро над Муравьиным холмом взойдет немилосердное солнце и опалит скорбную землю безжалостными лучами. Но восход не принесет смерти, ибо все те, кто выжил в этих местах, давно уже приспособились к угнетающему излучению бессердечного светила. Нет, не с небес придет погибель, но из-под земли. Огромные, размером с человеческую ладонь огненно-рыжие муравьи с рассветом повылазят из своих нор и начнут медленно пожирать его, отца Арсения, вероотступника и еретика, посмевшего пойти наперекор Божественному Совету и самому Верховному вождю Десяти Деревень Аркадию Верхоянскому, именуемому Одином.

– Э, поп, – седеющий здоровяк пнул отца Арсения громадным «берцем» в бок, – ты, случаем, не сдох?

– Нет, жив пока, голубчик, – отозвался чернобородый крепыш в запыленном камуфляже, – хрипит. Надо бы его в чувство привести слегка, а то неинтересно будет умирать…

– Так ты и приведи, – хохотнул лысеющий весельчак, – ты ж у нас в морге до Катастрофы раб отал.

Крепыш не обратил никакого внимания на выпад своего товарища по оружию. Он подошел к жертве, плеснул ей в лицо воды из фляги.

– Интересно, а кем был наш святоша в той жизни? – тихо проговорил бородач…

Вопрос звучал исключительно риторически: любому из трех мучителей было абсолютно все равно, кем являлся поп-неудачник до Апокалипсиса. Сам же отец Арсений не хотел, да и, пожалуй, не мог в таком плачевном состоянии вести задушевные беседы со своими смертельными врагами. Но где-то в глубине сознания этот вопрос тронул гигантские пласты памяти, и вся жизнь Арсена Колеева пронеслась перед глазами.

Кем он был в той жизни? Никем! Ничем и никем. Бесхребетным и нищим лузером, от которого ушла жена, который потерял работу, над которым смеялись товарищи. Прожив половину жизни, в свои тридцать пять Арсен не видел для себя будущего…

Он хорошо помнил тот роковой день. Нестерпимая ду хота. Поезд, направляющийся в Москву, почему-то остановился. Вокруг лес. В наушниках плеера верещал какой-то очередной банальный хит заурядной попсовой радиостанции. На коленях – почти законченный сканворд. Осталось одно только слово, которое Арсен никак не мог разгадать: фамилия художника XV–XVI веков, создавшего гравюру «Четыре всадника». Арсен, поглощенный своими мыслями, не замечал нарастающего беспокойства вокруг. Казалось, этот сканворд мог открыть тайну его предначертания, поведать ему о провидении, которое способно повести вперед даже самого трусливого отпрыска человеческого рода, напрочь изменив судьбу любого неудачника. И от этого блаженного мига Арсена отделяло одно только слово. Всего одно слово…