Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля (сборник)

Я – дурак, вдвойне дурак. Не особо люблю отечественное пиво, а уж «Балтику» – меньше всего.

Рыжий смеется, не переставая писать:

– Как скажете.

Несколько секунд размышляю о собственном странном заказе, прихожу к выводу, что во всем виновата жара, и с облегчением откидываюсь на высоком, удобном стуле. Отсюда открывается замечательный вид на улицу – она небольшая, машины здесь редкие гости, зато прогуливающихся, никуда не спешащих прохож их – в достатке. Мне нравится наблюдать за людьми, особенно за счастливыми и беззаботными. Глядя на них, становится чуть светлее, я купаюсь в отблесках чужого умиротворения и покоя.

Мое внимание сразу же привлекают дед и внук, медленно ковыляющие по тротуару: дед очень стар, идет с трудом, опираясь на видавшую виды палочку, пацаненок же совсем маленький, и тоже с трудом передвигает свои нетвердые и не совсем послушные ноги. Но малыш совершенно счастлив, его отпустили с любимым дедой на прогулку, он радуется редкому в этих краях солнышку, он чувствует себя большим и взрослым, ведь передвижение на четвереньках осталось в прошлом, а впереди ждут бег и прыжки! Старик наверняка вздыхает и охает при каждом шаге – толстое окно не пропускает звуков с улицы, – но улыбка не сходит с его уст, окруженных глубокими морщинами. Он вспоминает – я уверен – свою молодость и ненадолго забывает о скорой, навязчивой смерти, поджидающей его за каждым оторванным листком в календаре.

Начинающий свою жизнь и встречающий ее закат… Немного грустно, но старик не боится, не боюсь и я. Он улыбается, и улыбка его молода, а значит, смерти придется еще немного подождать своей законной, но ускользающей добычи.

Две пожилые женщины обсуждают что-то весьма оживленно и эмоционально. Говорят одновременно, и явно не слушая друг друга, но при этом и не перебивая. Им нужно излить из себя накопившиеся и не нашедшие выхода переживания: рассказать о прежних и новых болячках, об успехах детей и их неблагодарности, о радостях, что дарят внуки, и заботах, которыми награждают соседи. Сказать нужно многое – два монолога без единого слушателя… Но усталые лица постепенно разглаживаются, стирая некрасивые следы, оставленные годами, а в глазах появляется… если еще не блеск, то хотя бы намек на него. Женщинам становится легче.

Совсем юная школьница в окружении двух столь же юных кавалеров с ранцами и сменкой, отчаянно борющихся за ее благосклонность. Они смешные, вся троица: смущающаяся и пока не научившаяся наслаждаться неотступным мужским вниманием девчонка и неуклюжие мальчишки, чье вчерашнее беззаботное детство ныне подвергается сумасшедшей гормональной бомбардировке. Без пяти минут подростки – они боятся непонятных перемен и с затаенной надеждой ждут их.

– Греческий салат, – передо мной возникает огромная тарелка с аппетитно выглядящими овощами, украшенными кубиками феты и кольцами лука. Мой любимый соус, которым обильно полито блюдо, благоухает так, что я готов наброситься на еду немедля, забыв о приличиях. Официант замечает мое нетерпение и тут же оставляет проголодавшегося посетителя наедине с угощением.

Я почти успеваю проникнуться благодарностью к деликатному рыжему парню, однако ненасытная страсть к изысканной кухне накрывает меня с головой, заставляя забыть обо всем остальном.

* * *

Пятьдесят минут. она опаздывает уже на пятьдесят минут. Пиво давно выпито, горячее и десерт уничтожены без остатка. Вкусно, но мне одиноко…

Вновь набираю ее номер. Робот с неживым женским голосом равнодушно повторяет заученную фразу:

– Абонент недо…

Отбиваю. Начинаю злиться – на вечную непунктуальность, на дурацкую привычку не заряжать вовремя телефон, на…

– Ваш счет.

Официант смотрит с пониманием и сочувствием. Ему искренне жаль, что он не может ничем помочь. Хороший парень…

– Если она все же соизволит прийти, – я киваю в сторону пустующего напротив меня стула, – передайте, пожалуйста, что жутко недовольный муж будет ждать ее в парке рядом с метро.

– Обязательно передам.

На всякий случай уточняю:

– Вы же помните ее? Высокая, с длинными светлыми волосами…

– Конечно, у вас очень красивая же на.

– Только уж очень необязательная, – я ворчу, но слова официанта мне приятны. «Ты самая прекрасная». И зачем-то невпопад добавляю: – Она любит, когда ее называют Златовлаской.

Стою перед вешалкой и с тоской гляжу на свою ветровку. С утра капал дождь, но сейчас таскать с собой ненужную вещь совершенно не хочется. Раздеться бы и, наплевав на культуру и воспитание, залезть в фонтан… Я искренне завидую малышам: им пока неведомы глупые условности взрослого мира, поэтому сейчас они с наслаждением барахтаются в прохладной воде. А мы смотрим на них и мечтаем снова стать детьми…