Как будто опасаясь, что я уйду, он взял меня за локоть и неторопливо произнес целую речь: – Я всего лишь знаю немного больше вас. Мне, между прочим, следует испугаться вашего и почти всеобщего чувства цейтнота и такой маниакальной озабоченности вопросом времени гораздо больше, чем вам следует испугаться моего многословия. Думаю, страх времени проистекает из того убеждения, что время подходит к концу. Однако обрадую Вас: за пасмурными облаками над вами, через которые вы только изредка можете увидеть отблески чего-то , – он сделал паузу и пару секунд молча смотрел на меня снизу вверх, прямо в глаза, – солнце вовсе не стремится к закату и даже не приближается к зениту. Сейчас раннее утро, молодой человек. И он, как будто забыв обо мне и о своем намерении перейти дорогу, повернулся и пошел в том направлении, откуда, кажется, должен был прийти. То ли он сумасшедший, то ли он шутник. Но, в конце концов, у него на руке есть часы, и он единственный прохожий в поле зрения. Я бросился догонять его, грубовато схватил за плечо и почти закричал: – Ты можешь просто посмотреть на свои часы и сказать сколько времени!? Он вздрогнул, потом посмотрел на меня через плечо и сказал немного блеющем голосом: – Можно быть и повежливее. Кто тебя воспитывал? – меня поразила перемена в его голосе. – Вот! Смотри! – он поднес циферблат на расстояние сантиметров тридцать от моих глаз. И меня прошибло потом. Часы у мужчины были дешевые – пластмассовые цифровые Casio за сто рублей, да к тому же сломанные: ничего не показывали. Одет он был весьма невзрачно, и в правой руке у него была авоська с бутылкой портвейна и блоком «Балканской звезды». – Ну что уставился? Уяснил, тогда иди, куда шел, – грубо сказал он и побрел дальше. Я стоял в растерянности, но всего несколько секунд. Меня вывел из оцепенения молодой человек с ярко-оранжевой герберой, в спешке чуть не сбивший меня с ног. Следом за ним шли два парня лет двенадцати и оживленно обсуждали что-то компьютерное. Один из них спросил меня: – Вам чем-нибудь помочь? – Да, скажите, сколько времени. – Это легко… – он полез в карман и извлек оттуда мощный смартфон, невероятный на фоне потертых джинсов, дешевых заляпанных грязью ботинок с квадратными носами и куртки с отлетевшей верхней пуговицей, – сейчас десять минут второго. – Удачи, – сказал второй, и они прошли мимо. А почему я, осёл, не вспомнил о своем мобильном?! Я пощупал – он лежал во внутреннем кармане пальто. Достал – начало второго. И sms от провайдера. “Ustali ot starih igr – vospolzuytes…” Не стал дочитывать – удалил. Итак, нужно было скоротать полтора часа. Самым лучшим в условиях слякоти и холода было бы попить кофе на теплом диванчике в углу темной кофейни, где ты единственный посетитель, но я решил побродить по окрестным дворам. Я искал качели, потому что мне не хватало солнца. В одном из двориков была песочница, качели и пара скамеек. Кто из нас, взрослых людей, может представить себя ребенком, играющим с мокрым и холодным песком в промозглый сумрачный день. Такое невозможно! Нам хватает своего холода. Холодный песок за многие годы проморозил нас до костей. Только дети, все еще теплые собственным теплом существа, способны играть, когда вокруг серо и холодный ветер. Я тихонько устроился на качелях, закрыл глаза и стал раскачиваться, но качели не дали сделать мне полный оборот, начав истошно скрипеть. Я ощутил волны страха со стороны песочницы. Не хотел портить их детского счастья даже ценой своего Солнца. Остановился, открыл глаза. Мамы на скамейках недовольно посматривали в мою сторону. Дети же давно забыли про меня и все трое уплотняли голыми ладошками с разных сторон большой кулич. Я решил понаблюдать за игрой. В ней было очарование абсолютной наивности. Они, наверное, были счастливы, ведь создали свой маленький мир и жили в нем сейчас, не разбирая, в чем его смысл и цель. Я так уже не мог, я был безнадежно болен пониманием, что, играя в песочнице, позволяешь песку потенциала созидания утекать сквозь пальцы. Да, преждевременное понимание – ужасная боль. Почему преждевременное? Потому что оно всегда преждевременное, это закон природы. Когда разочаруешься в старой игре, у тебя еще нет новой. Ты не мог создать новую раньше, ведь ты был увлечен старой. Теперь ты оказался в безвоздушном пространстве и тебе предстоит заполнить его новым миром, новой игрой. Минут через десять пришла еще одна мама с ребенком чуть постарше, лет шести, худым и в очках. Он неуверенно подошел к песочнице и что-то сказал, кажется: «Давайте».
Читать дальше
