Сапаров А.Ю. - Сапаров.А.Ю. Логофет Василевса

- добро пожаловать отец Пантелеймон, прости, что вызвал тебя сюда. Но дела так обстоят, что без духовного лица никак не обойтись.

Я повернулся к князю Ярославу:

-Князь, сейчас ты должен целовать крест, а том, что никогда в жизни, ты и потомки больше не займете княжеский стол, ни в каком граде, а ты примешь постриг и уйдешь в монастырь. Только в таком случае я могу оставить тебя живым. Твоих детей и жену я возьму к себе в Тьмутаракань. Обещаю, что место при мне они займут достойное.

Если ты не согласен, то тогда казнь лютая за прегрешения твои.

Княгиня зарыдала еще громче, а парни волчатами смотрели на меня.

По напряженному лицу Ярослава было видно, что он лихорадочно размышляет, что ему делать.

-Так мне, может, подумать время дашь, князь Глеб?- наконец, нарушил он молчание.

-Нет! Нет, у тебя времени думать, решай сейчас,- был мой ответ.

Я согласен,- после недолгого размышления сказал он,- но если ты нарушишь свое слово и детей моих обидишь, Господь тебя накажет.

Все многочисленные присутствующие в зале были свидетелями, как перед иконами, стоя на коленях, князь Ярослав отрекался от власти и целовал в том крест святой. После этой процедуры, он вышел, не глядя ни на кого, а вслед за ним выбежали его дети и жена.

Пантелеймон внимательно смотрел на меня.

-Знаешь ли ты, Глеб Владимирович, что тезка твой Глеб Владимирович - Святой Глеб был первым князем в граде нашем. Ныне бог твоими делами указывает, что должен ты взять Муром под свою руку. Видно всем, как Господь тебе благоволит. Много уже в сем годе про подвиги твои слухов было, да такие, что не верилось в них вовсе. Будет сегодня народ тебя князем кликать, ты уж уважь, город наш, тобой разоренный, возьми под защиту свою.

Я слушал хитроумного попа и думал:

-Вот же пройдоха. Знает, ведь прекрасно, что живу я на краю земли в Тьмутаракани. Значит, придется здесь воеводу оставлять, а воеводу конечно местного. А моим именем теперь половину князей пугать можно, кто захочет, чтобы к нему в гости пожаловали десятки тысяч половцев. Так, что вряд ли кто из них рискнет занять место вакантное. Да надеется еще отец Пантелеймон, наверно, что теперь и виру поменьше сделаю. Ну, уж нет! Мои воины должны знать, что война под моими стягами приносит не только победы, но и деньги.

-Отец Пантелеймон я помню не только это, я помню, что здесь двадцать лет назад брат вашего бывшего князя, Олег Святославович убил брата моего старшего Изяслава. Не мил моему сердцу ваш город, но ежели весь народ меня попросит, постараюсь я неприязнь свою сдержать. И под руку свою его возьму. А жить я в вашем городе не буду. Посадника я своего я позже пришлю, а до того времени, подумай с людьми посоветуйся, кого мне воеводой назначить, чтобы порядок в городе блюсти.

-Я попросил Пантелеймона остаться на пир по случаю победы, и тот с явным удовольствием согласился. Дружинники Ярослава, после того, как все узнали об целовании креста также встали на колени передо мной и просили их простить, как обычно кивая на приказ, что делали войска во все времена. Магута ходил за мной, как приклеенный, на лице его был все время написан один вопрос, который читался без труда:

Что это было???

Он в отличие от многих очевидцев сразу понял, что взрывы не колдовские заклятья, а какое-то вещество, которое так себя ведет при поджоге. Но спросить явно боялся. А я не собирался всем подряд рассказывать о порохе, минах и пушках. А горожане, которые подозревали меня в сношениях с нечистой силой, после этих взрывов, были сильно разочарованы, когда я отстоял вечернюю молитву в церкви, и ничего со мной не случилось.

Мы оставляли Муром, моими войсками он был вычищен до нитки, но по сравнению с тем, что делали половцы, приведенные другими князьями на Русь, это были всего лишь цветочки. Народ это очень хорошо понимал. Поэтому при моем выезде из Мурома сотни людей стояли вдоль улиц, наблюдая за нашим отъездом, в их глазах было больше беспокойства, не захочет ли кто из князей, занять вакантное место сразу после меня. За отъездом также наблюдала и голова городского пьяницы, насаженная на колу на городской стене. Во рту нее не было языка. Это был тот, шустрый ругатель, который поносил меня в день штурма.

Самое интересное, что я даже про него и не вспомнил. Услужливые горожане сами изловили клеветника, и когда я его увидел, он уже находился в вышеописанном виде.

Очень уж хотелось городской верхушке угодить своему новому князю.

За меня в Муроме оставался воевода Магута, который уже целовал крест, что будет строго блюсти порядок в городе и отправлять выход в Тьмутаракань.