Дум Андрей: Гримерка Буратино

— Ладно, трогай, погорелец. Команда, хоть и в мягкой форме сказанная, была всё-таки понятной командой для Борисова.

— Ладно, Борн, проехали, поехали к тебе. Проехали четыре квартала и свернули на асфальт. — Всё-таки это — Солнечная улица. Видимо тоже бледанул, Эльза и меня стала гладить. — Может она экстрасенс, чутко-отзывчивый, — ещё подумал. — Так, и что мы тут имеем? Ага, вон спутниковая антенна, зелёный забор, а вон оно — Дерево. Дерево? Откуда это? Тьфу ты, дом! — Так крыша над головой в городе, э, в станице у меня есть. Борисов свернул в это время к похожему, по месту, образцу и фасону, моему подворью. Вытер испарину со лба. — 1–1. Тайм — аут.

Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, сорокалетний здоровяк, уроженец станицы Мигулинской, сидя за круглым обеденным столом, откушав чаю, жаловался своей жене:

— Сколько я сегодня с утра, Катенька, нервов потратил и не передать!

— Ты всё в заботах, всё в заботах, атаманушка. А нервы надо беречь, отдых тебе нужен, сокол мой ненаглядный, — жалела супруга его верная жена. Сидя рядом за столом и отложив вязание, она гладила его ладонь. Ласка атаману нравилась.

— Катенька, уже неделю бьюсь, а кажется, что ничего к смотру и не готово. А отдыхать я даже и не знаю когда буду. Настроение атамана не улучшалось. — Вот и с утра сердце ворохнулось не хорошо так. Жена всплеснула руками.

— Божеж, ты мой, может доктора, Яков Степаныча, позвать? — напугалась Катенька.

— Да нет, Катя, сердце у меня не болит, просто предчувствие было нехорошее, — пошёл на попятную, атаман. — Может всё и наладится, бог даст. Широко перекрестился. Жена, неплохо знавшая мужа, для виду угомонилась, но в душу забрались сомнения. — Может его кто сглазил? Ведь молодой он для этого поста, всего полгода как назначили. Взялась за вязание, привычная работа успокаивала, и Катя наперёд знала, что она сумеет помочь мужу. — К вечеру придумаю. А ночью ещё добавлю. Месяц назад ей исполнилось тридцать и она, потомственная казачка была чудо как хороша. Атаман сидел и любовался, раскрасневшееся от каких-то своих мыслей, Катенькой. Отдыхал душою атаман. И чего греха таить, тоже настраивался на ночь. За столом ещё сидели: Варя, десятилетняя дочка атамана, спокойная девочка и главная помощница жены и шестилетний, перемазанный зелёнкой, пострелёнок Ромка, любимчик всей семьи. Хозяйка квартиры, Матрёна Меркуловна, уехала в гости в Тихорецкую. Ромка, непривычно тихий, поглядывая то на мать, то на отца и думал, как сказать, что он сломал велосипед. Не сам, друзья помогли. — Вот те крест, вздую этого задаваку — Гришку! Божился он про себя. Шатров-старший, отвлёкшись от рассматривания жены, посмотрел на сына. Учудил сегодня Ромка. Встречая отца, приехавшего на обед, умудрился упасть с брички и рассадил себе подбородок. Ору было много, особенно когда мазали зелёнкой ранку. — А что это он сидит такой тихий? Опять что-то натворил? — подумал Шатров и хотел уже Ромку спросить. Но не успел. По глазам ударила темнота, курень тряхнуло, потом зрение восстановилось. Ромка испугавшись, заревел. Атаман протерев, разом взмокшее лицо оглядел своих домочадцев. Перепуганы были все.

— Так, а ну тихо! Не к месту скомандовал. Но строгий голос помог, бледность у домочадцев стала проходить. Выпели святой воды — от испуга — принесённой Катенькой, Ромка опять затих. Тихо спросил жену, что той привиделось. Катя так же тихо ответила: «Какая- то темнота нашла и дом тряхнуло». Закрестилась. «Может это, землетрясение»?

— Может быть. Главное, дети успокоились! Достал часы. — Через четверть часа надо ехать на службу. Жена стала убирать со стола. Варя пошла, поливать комнатные цветы в залу.

— Ой, папенька, маменька, идите сюда! — через минуту оттуда донеслось. Голос у Вари был удивлённый. — Хм, что она там нашла? Опять Ромкины проделки! Шатров прошёл в залу, жена — за ним.

— Что ты тут нашла, дочка?

— Вон там! — Варя показывала в окно. Атаман шагнул к окну, посмотрел и обмер. Рядом ойкнула Катенька. Через дорогу, на месте пустыря, где купец Собакин собирался построить большой лабаз и конюшню, стоял необычный дом в три окна. Рядом находился флигель. Шатров, прошедший сотником русско-японскую войну, испугался. Отшатнулся от окна. Зажмурился, моля про себя, чтобы морок исчез, но когда снова открыл глаза, дом с флигелем стоял на месте. Непреложно и крепко. Вопреки, так сказать всему. Захотел истово перекреститься, призывая на помощь святого угодника Николая, но на нём повисла, испуганная не меньше его, Катерина. Прижалась к нему роскошной грудью, и, обхватив до боли правую руку атамана, однообразно шептала: — Господи, помоги, господи, помоги! Шатров скосил глаза на жену. У бледной Катеньки были такие широко распахнутые глазища, что атаман, ажно ими залюбовался. — Чудо, как хороша, Катерина Васильевна! Фу, отлегло. Потом перевёл глаза на Варю, стоящую от него слева. — Ты смотри, какая храбрая у меня дочка. Мы до жути перепугались, а ей только любопытно! Варенька, своими синими с длинными ресницами глазами на самом деле, с любопытством, спокойно, разглядывала подворье напротив. — Эка стыдоба так мне пугаться! Да ещё при родных. Защитничек! Разберёмся! А жену сейчас успокоим. Шатров посмотрел на жену, взгляд скользнул в вырез кофточки — дома Катя не носила казачью одежду — упёрся в ложбинку, шумно дышащей Кати, а левая рука, воровато, хапнула её правую грудь.